Царь-монах. Государи и самозванцы на русском престоле

Беззубцев, видя, что тот запыхался и хочет пить, велел принести ковш воды. Приняв ковш, сторожевой жадно выпил половину, утёр русые усы, бороду и благодарил.

– Так сколь ратных по счёту твоему той сакмой прошло? – спросил Беззубцев.

– Сакма широкая. Тысяч с тридцать верховых, это ежели одвуконь идуть. А ежели не одвуконь, то и сам считай, – произнёс казак и запнулся.

Беззубцев перевёл взгляд на Юрлова и увидел в глазах друга удивление и негодование.

* * *

Путивльский воевода не стал переправляться через Донец, а двинулся со своим отрядом на северо-восток к верховьям реки. Далее начинался водораздел, за которым лежали истоки и верховья рек Псела, Сейма и Оскола. Воевода мыслил, что крымская рать может повернуть по водоразделу на запад и прорваться к Курску или Рыльску. Тогда бы на Северскую землю с востока обрушилось нежданное нашествие. Воевода выделил для слежки за крымцами немалый отряд сторожи – полсотни верхоконных, которые должны были идти за ворогом денно и нощно и сообщать ему о движении орды. Во главе этой сторожи он поставил своего сына Дмитрия. Сторожа зорко следила за движением вражеских ратей, и Беззубцев-младший два раза в день присылал к отцу гонцов с известиями. Воевода уже было готовился занять какое-нибудь высокое место на берегу Сейма у Прохоровки или севернее – у Станового, соорудить гуляй-городок, призвать на подмогу окрестных крестьян и служилых людей и держать оборону на левом или правом плече крымской рати. Но вскоре получил он известие, что Чанибек-Гирей стремительно движется уже по Муравскому шляху на север – на Ливны или на Елец. Не раздумывая, Беззубцев двинулся по пятам орды, медленно сокращая расстояние, но стараясь не приближаться к ней ближе, чем на пятнадцать вёрст. Уже под Курском отряд его увеличился ещё на двести человек. То курский воевода прислал ему на подмогу пеших и конных стрельцов и дворян. Куряне настигли его быстро, так, как и пешие стрельцы двигались на 20 телегах и возах, запряжённых парами коней. Этим телегам Беззубцев и Юрлов обрадовались, ибо теперь можно было соорудить крепкий и немалый гуляй-город.

Чанибек-калга шёл очень скоро, так, что отряд Беззубцева еле поспевал за ним. К исходу мая крымская рать уже подошла к Ливнам. Но Ливны татары брать не собирались, разоряя окрестности на десять-пятнадцать вёрст по сторонам вдоль Муравского шляха, они обошли Ливны восточнее и двинулись на Тулу. Калга явно неплохо знал сакму и не стремился осаждать и захватывать небольшой, небогатый, но хорошо укреплённый город-крепость с десятками пушек. Самое удивительное для Беззубцева и Юрлова было то, что число ратных крымцев выросло до сорока тысяч. Вероятно, к основному войску присоединились небольшие отряды, шедшие восточнее по иным сакмам.

Пришла жара. Густо зазеленели рощи и перелески. Солнце нещадно палило с небес. Слепни и мухи одолевали. Людям и лошадям хотелось пить. Однако многие колодцы в опустевших сёлах и деревнях были отравлены. Потому пили из рек и ручьёв, кипятя воду на кострах. Беззубцев «перебрёл» реку Сосну ниже по течению и подошёл к Ливнам, но в крепость не входил, разбил стан и построил временный «гуляй-городок» в трёх верстах от города. Дал знать местному воеводе о себе. Ливенский воевода Егупов-Черкасский сам заявился к нему. Он прискакал в окружении троих дворян, сошёл с коня, кланялся в пояс. Беззубцев и Юрлов кланялись в ответ. Затем стал подробно выяснять у путивльского воеводы, кто они и откуда.

– Это ж поглядеть только, куда крымская рать дошла! Давненько-т татарове в ентих местах не хаживали. Последний раз в 101 году помнится[62] – шестнадцать лет тому уж в Ливенском да в Воронежском уездах ногайцы и азовские татары озоровали. Но и было их тот год тысяч с 8 – 10. Я тогда совсем молодёхонек был, вторым воеводой ходил. А ныне их – тысяч с сорок, а может и того более?! Чего ж белгородские, северские, да курские воеводы не совкупилися, да не остановили калгу где-нито на Осколе, а то и на Донце Северском? – изрёк воевода.

– Кабы знать заране, князь Никита Иваныч! – произнёс в ответ Юрлов.

– Знаешь меня!? Прости, твоя милость, но не ведаю твоего имени и чина, хоть знакомы мне голос твой и лицо. Чудится, де не раз видал тя. Да толико не признаю, кто ты, – произнёс Егупов-Черкасский, обращаясь к соратнику Беззубцева.

– Угадал ты воевода. И родословие твое добре знаю… Род ваш от самых кабардинских князей ведётся, что верой и правдой царю-батюшке Иоанну Васильевичу служили. Да и с тобою видались мы не раз года четыре тому при дворе покойного царя Димитрия Иоанновича. Подьячий и слуга его яз из дворян московских Юрий Юрлов Третьяк, – отвечал тот, поправляя повязку на глазу.

Вон оно как… – всматриваясь в лицо Юрлову, с сомнением произнёс воевода, кивая головой.

– Это ты правду баял про род наш. Вельми осведомлен ты, как погляжу, вестимо, что при царе служил, – подумав, добавил он. А следом спросил – Где ж глаз-то потерял, твоя милость?

– Да было дело… Стрела татарская удружила, – уклончиво отвечал Юрлов.