Однако некоторым ученым, участвовавшим в конгрессе, работа Темина, доведенная до логического завершения, предложила новое и крайне заманчивое механистическое объяснение рака, а значит, и вполне четкий путь к эффективному лечению. Сол Шпигельман, известный искрящимся энтузиазмом и энергичностью вирусолог из Колумбийского университета, мгновенно выстроил на основе доклада Темина монументальную теорию, блещущую столь неопровержимой логикой, что, казалось, сама реальность обязана была под нее подстроиться. Темин предположил, что РНК-вирус, попав в клетку, делает свою ДНК-копию и внедряется в геном клетки-хозяина. Шпигельман решил, что пока еще неизвестным путем это активирует какой-то вирусный ген, который заставляет зараженную клетку неуемно делиться, то есть запускает патологические митозы, а значит, и развитие рака.
Это жутко заманчивое объяснение канцерогенеза увязывало вирусную теорию Рауса с генетической теорией Бовери[833]
. Как показал Темин, вирус способен превращаться во внутренний элемент, включенный в геном клетки, а значит, виновниками рака становились одновременно и внутреннее генетическое нарушение, и внешний, чужеродный патоген. “Обращение Шпигельмана в новую веру [раковых вирусов] произошло за считаные минуты, – вспоминал Роберт Вайнберг, биолог из МТИ. – На следующий день он вернулся в свою лабораторию в Колумбийском университете, задавшись целью повторить работу [Темина]”.Шпигельману не терпелось доказать, что рак у людей вызывают ретровирусы. “Это стало его навязчивой идеей”, – рассказывал Вайнберг[834]
. И одержимость не замедлила принести плоды. По плану Шпигельмана надо было доказать, что в человеческих опухолях скрыты ретровирусные гены. Работая быстро и упорно, он обнаружил следы ретровирусов в человеческих лейкозных клетках, в клетках лимфом, сарком, меланом, опухолей мозга и молочной железы – практически во всех исследованных им опухолевых тканях. Специальная программа по поиску онкогенных вирусов, запущенная в 1950-х и 20 лет пребывавшая в глухом застое, наконец воспряла: теперь ей преподносили тысячи столь долгожданных вирусов. Деньги рекой текли из фондов программы в лабораторию Шпигельмана, создавая образцовый замкнутый круг: в этом безумном междусобойчике неисчерпаемые финансы подогревали безграничный энтузиазм, требующий все больше вливаний. Чем больше Шпигельман искал в раковых клетках вирусы, тем больше он их находил и тем больше средств получал на свои изыскания.Однако в конце концов оказалось, что все находки Шпигельмана были не более чем методической ошибкой. В лихорадочной погоне за онкогенными ретровирусами Шпигельман так настроил свой диагностический метод, что обнаруживал вирусы или их следы там, где и намека на них не было. Когда в середине 1970-х другие лаборатории в разных уголках США попытались воспроизвести его исследования, Шпигельмановых вирусов нигде не нашли. Как выяснилось, ретровирусы вызывали лишь один человеческий рак – редкую разновидность лейкемии, эндемичную для отдельных районов Карибского бассейна. “Человеческий вирус, на которого возлагали такие надежды, тихонько ускользнул и растворился в ночи, – писал Вайнберг. – Сотни миллионов выброшенных программой долларов <…> так и не помогли. Ракета не взлетела”[835]
.Умопостроения Шпигельмана касательно человеческих ретровирусов были наполовину верны и наполовину ошибочны: он искал правильные вирусы в неправильных клетках. Ретровирусы оказались причиной не рака, а другой болезни. Шпигельман умер в 1983 году от рака поджелудочной железы, успев услышать о странной напасти, поражавшей в Нью-Йорке и Сан-Франциско гомосексуалов и перенесших переливание крови. Через год после смерти Сола Шпигельмана причинного агента этой болезни наконец удалось изловить. Им оказался человеческий ретровирус, ныне известный как ВИЧ.
“Охота на сарка”
Ибо Снарк был Буджумом, увы.
Сол Шпигельман безнадежно сбился с пути в пылу охоты за ретровирусами, вызывающими рак у людей. Но его неудача была крайне симптоматична: вся отрасль биологии рака, НИО, специальная программа по поиску онкогенных вирусов человека – в начале 1970-х так много ставили на существование онкоретровирусов, что теперь, когда они так и не материализовались, охотники будто бы лишились чего-то важного, части своей идентичности или воображения. Если ретровирусов человеческого рака не существовало, значит, механизм канцерогенеза по-прежнему оставался таинственным, и его следовало искать совсем в другом месте. Резко качнувшись в сторону инфекционной теории происхождения рака, маятник столь же сильно отлетел назад.