Царь всех болезней. Биография рака

Ши в невообразимых количествах выращивал нормальные клетки и еженедельно посыпал их генами из тех или иных раковых клеток. Лаборатория постепенно заполнялась растущими ввысь стопками чашек Петри с трансфицированными клетками. Студент вскоре получил первый важный результат, который, собственно, и прогнозировал Вайнберг, продираясь сквозь метель. Перенос ДНК из раковых клеток в обычные действительно приводил к образованию очагов патологического роста. Это послужило доказательством пригодности метода для выявления онкогенов[860].

Воодушевленные и заинтригованные, Вайнберг и Ши провели более смелый эксперимент. До сих пор они использовали для получения донорской ДНК раковые клетки мышей, теперь же, сменив тактику и объект, перешли на раковые клетки человека. “Раз уж мы собирались так кропотливо вылавливать настоящий онкоген, – вспоминал Вайнберг, – то подумали, что точно так же могли бы найти его и сразу в человеческом раке”. В Онкологическом институте Даны и Фарбера Ши раздобыл линию раковых клеток, полученную от пациента Эрла Дженсена, заядлого курильщика, умершего от рака мочевого пузыря. ДНК из этих клеток порезали и ввели в культуру нормальных клеток человека. Ши засел за микроскоп, обшаривая чашку за чашкой в поисках очагов деления.

Эксперимент снова удался: в слое обычных клеток появились отчетливо различимые активные очаги. Вайнберг начал подгонять Ши, чтобы тот как можно быстрее отыскал конкретный ген, превращающий нормальную клетку в раковую. Лаборатория Вайнберга теперь в жуткой спешке пыталась выделить и определить первый родной онкоген человека.

Скоро Вайнберг осознал, что в этой гонке у него есть соперники. На другом конце города, в Институте Фарбера, бывший студент Темина Джефф Купер тоже показал, что ДНК раковой клетки способна индуцировать опухолевую трансформацию нормальной. То же самое обнаружил и Майкл Виглер из нь10-йоркской лаборатории в Колд-Спринг-Харбор. Были у Вайнберга, Купера и Биглера и другие конкуренты. Мариано Барбасид, например, испанский исследователь из НИО, тоже обнаружил трансформирующий фрагмент ДНК, только из другой линии раковых клеток. К концу зимы 1981 года все четыре лаборатории уже штурмовали финиш, а в начале весны получили свои долгожданные гены.

В 1982 году Вайнберг, Барбасид и Виглер независимо опубликовали свои результаты[861]. Сравнив их, они обнаружили совершенно фантастическое совпадение: все три лаборатории выделили фрагмент ДНК с одним и тем же геном – ms[862]. Как и src, он содержался во всех нормальных клетках.

Однако, как и в случае src, в нормальных клетках ген ras функционально отличался от своего двойника, работающего в раковых клетках. В норме он кодировал строго регулируемый белок, который включался и выключался по соответствующим сигналам. Раковые же клетки несли мутантную форму ras, как и предсказывали Вармус с Бишопом. Такой ген кодировал сущего берсерка – гиперактивный белок, выключить который было невозможно. Он подавал клетке непрерывный сигнал делиться. Это был тот самый, долгожданный “родной” онкоген во плоти, извлеченный из раковой клетки. “Когда мы клонируем[863] ген рака, – писал Вайнберг, – мир будет у наших ног”[864] Он не сомневался, что за этим немедленно последуют новые прорывы в познании канцерогенеза и новые терапевтические разработки. “Это была прекрасная несбыточная мечта”, – вспоминал потом Вайнберг.

В 1983 году, через несколько месяцев после того, как в лаборатории Вайнберга выделили мутантный ген ras, Рэй Эриксон приехал в Вашингтон получить престижную премию компании General Motors за исследования активности и функций src[865]. Вместе с ним в тот вечер награждали и “Тома” Фрая за успехи в лечении лейкемии.