Царь всех болезней. Биография рака

Вечер удался на славу: изысканный ужин при свечах, речи и тосты. За устланными скатертями столами собрались ученые, врачи и политики, включая бывших ласкеритов[866]. Разговоры вертелись в основном вокруг открытия онкогенов и прогресса в лечебной химиотерапии. Но две эти темы звучали словно бы в двух непересекающихся, замкнутых вселенных – так же, как на хьюстонском конгрессе 10 лет назад. Казалось, премию за достижения в химиотерапии и премию за определение функции важнейшего онкогена относили к двум совершенно разным, не связанным друг с другом активностям. “Не припомню, чтобы клиницисты проявили хоть какой-то энтузиазм по поводу обращения к биологам, чтобы соединить два полюса знаний о раке”, – рассказывал Эриксон[868]. Две половинки рака, причина и лечение, попировали вместе да и умчались в ночь на разных такси.

Открытие ras решило одну из проблем, стоявших перед онкогенетиками: из раковой клетки удалось выделить мутантный протоонкоген. Однако возник новый вызов. Теория двух ударов Кнудсона выдвинула рискованное предсказание, что клетки ретинобластомы содержат по две инактивированные копии гена RB. Вайнберг, Виглер и Барбасид доказали правоту Вармуса и Бишопа. Следовало доказать еще и правоту Кнудсона, выделив легендарный ген-супрессор и показав, что при ретинобластоме обе его копии неисправны.

Эта проблема была сопряжена с причудливым концептуальным вывертом. Гены – супрессоры опухолей дают о себе знать только своим бездействием. Когда мутирует протоонкоген, становясь онкогеном, он запускает клеточное размножение, словно бы дает ему зеленый свет. А вот ген-супрессор, мутировав, снимает блокировку с размножения. Основанный на трансфекции анализ Вайнберга и Ши сработал потому, что онкогены заставляют нормальные клетки бесконтрольно делиться и потому образовывать заметные ростовые очаги. Если же в клетку перенести чужой антионкоген, он не сможет создать “антиочаг”. “Как выловить гены, которые ведут себя точно призраки, влияя на клетки из-за темной завесы?” – писал Вайнберг[869].

В середине 1980-х онкогенетики начали различать за “темной завесой” ретинобластомы расплывчатые очертания. Анализируя хромосомы клеток этой опухоли излюбленным способом Джанет Роули, биологи показали, что ген RB “прописан” на 13-й хромосоме. Однако хромосома может содержать тысячи генов. Казалось совершенно немыслимым вычленить из этого громадного количества один конкретный ген, да еще тот, чья функция проявляется, только когда он неактивен. Огромные лаборатории, идеально оснащенные для охоты на раковые гены, – лаборатория Вебстера Кавени в Цинциннати, Бренды Галли в Торонто и Вайнберга в Бостоне – отчаянно пытались придумать стратегию выделения RB. Однако все их усилия заходили в тупик. “Мы знали, где RB обитает, – вспоминал Вайнберг, – но понятия не имели, что он собой представляет”[870].

По другую сторону реки Чарльз от лаборатории Вайнберга в охоту на RB включился еще и Тадеуш Дрыя, из офтальмологов перешедший в генетики. Лаборатория Дрыи располагалась на шестом этаже Массачусетской больницы глазных и ушных заболеваний – в “Глазу”, как прозвали это место студенты-медики. Больница славилась клиническими исследованиями глазных болезней, однако не считалась хорошим ресурсом по части лабораторных изысканий. Институт, где работал Вайнберг, славился новейшими технологиями, армией приборов, способных “читать” – секвенировать – тысячи образцов ДНК и мощными флуоресцентными микроскопами, с помощью которых можно заглянуть в самое сердце клетки. “Глаз” же, с гордостью выставляющий коллекцию очков и линз XIX века в лакированных деревянных витринах, отличался почти демонстративной анахроничностью.

Дрыя не был типичным генетиком. В середине 1980-х, пройдя клиническую практику по офтальмологии в глазной больнице, он перебрался на другой конец города в научную лабораторию детской больницы, чтобы изучать там генетику глазных заболеваний. Ему, офтальмологу, интересующемуся раком, выбрать объект не составило труда: конечно, ретинобластома. Но даже Дрыя, неисправимый оптимист, не решался взяться за поиски RB. “Бренда [Галли] и Веб [Кавини] – оба увязли в попытках [клонировать RB]. С ходом времени ничего не менялось, сплошные разочарования”[871].

Дрыя подошел к охоте за RB с несколькими ключевыми предположениями. Он знал, что нормальные клетки человека имеют по две копии каждой хромосомы (кроме половых) – по одной от каждого родителя, соответственно, в каждой нормальной клетке есть две копии гена RB в 13-й паре хромосом.