Tsaregradskiy_Franko_Kratkaya_biografiya..417236

Мильян вскоре сумел испортить свою карьеру, когда 7 ноября выступил с открытым письмом королю, в котором в резких тонах угрожал подать в отставку в качестве протеста против возросшего влияния Совета национальной обороны. К его вящему огорчению, влиятельные члены Совета убедили колебавшегося короля принять отставку. И 13 ноября 1922 года Мильяна отстранили от командования легионом в связи с ухудшением состояния здоровья. Было также решено, что его заместитель еще не соответствует этому высокому посту, и командиром легиона стал подполковник Рафаэль де Валенсуэла. Франко, с горечью отметив: «Здесь теперь не стреляют... Все мы влачим растительное существование», попросил назначение в Испанию. 12 января 1923 года он вернулся на родину, получив свою медаль «За боевые заслуги» и назначение в элитную группу придворных военных.

Ни сурового «африканца», которым он был, ни лишенного харизмы генерала или властного каудильо, которым он станет, нельзя было угадать в любезном и обходительном офицере, вернувшемся в Испанию. Один каталонский литератор в то время так описывал молодого майора: «Смуглое, обожженное солнцем лицо, блестящие черные глаза, курчавые волосы, некоторая сдержанность в словах и жестикуляции, легкая и открытая улыбка делают его похожим на ребенка. Когда его хвалят, Франко краснеет, как девушка, которой сделали комплимент». Давая интервью, наш скромный герой отметает лестные комментарии: «Да я же ничего особого не сделал!» И превозносит до небес мужество своих людей: «Даже раненый, истекающий кровью, он ползет и кричит: «Да здравствует Легион!..» Это так мужественно, так трогательно, я едва не задохнулся от волнения». А когда говорили, что он бесстрашно стоит под огнем с улыбкой на губах, Франко отвечал: «Я не знаю... и никто не знает, что такое смелость или страх. У солдата все это определяется иначе: понятием долга и патриотизма». А на вопрос: «Вы, случайно, не влюблены, Франко?» — он реагировал с усмешкой: «Да вы что! Я же как раз еду в Овьедо жениться!» Нисето Алькала Самора, военный министр в годы правления При-мо де Риверы, а затем президент Республики, писал позже, что во Франко ему нравилась «внешняя скромность, с утратой которой, став генералом, он много проиграл».

Блестящая карьера Франко, его быстрое продвижение и королевское одобрение вызвали взрыв энтузиазма в Овьедо, когда он вернулся туда 21 марта 1923 года. Восторженные жители вручили ему золотой ключ от города, а местная верхушка воздавала пылкие почести молодому и романтичному герою. Это благоговейное, почти мифологическое отношение к Франко, безусловно, способствовало его искаженному, преувеличенному восприятию собственной персоны.

Между тем в Африке легионеры, без подстегивавшего их безумного энтузиазма Мильяна и железной руки Франко, быстро утратили боевой дух и кровожадность. И, когда Абд-аль-Керим, который так опозорил испанцев при Аннуале, предпринял новое наступление на их оборонительные рубежи в окрестностях Мелильи, а подполковник Валенсуэла погиб в бою 5 июня 1923 года, было решено, что командование легионом должен принять на себя именно Франсиско Франко. Для этого потребовалось присвоить ему задним числом звание подполковника. Новое назначение вызвало в прессе очередной взрыв пылких панегириков скромному герою. На пышных официальных банкетах в честь Франко все единодушно превозносили его личное мужество. Даже легионеры оказались втянуты в эту эйфорию. Продвижение Франко означало, что ему вновь придется оставить безутешную невесту, пока он будет подвергать свою жизнь смертельной опасности на поле брани.

Но если благородные заявления Франко о том, что для него долг солдата превыше «любых чувств, даже тех, что пустили глубокие корни в его душе», следует воспринимать с определенной сдержанностью, то его утверждение: «Когда Родина позовет, у нас найдется лишь один быстрый и краткий ответ: “Есть!”» — действительно шло прямо из сердца. О чувствах Кармен можно было только догадываться.