Tsaregradskiy_Franko_Kratkaya_biografiya..417236

В Сеуте Франко очень скоро вновь пришлось проявлять чудеса храбрости. Развивая успех, Абд-аль-Керим предпринял крупное наступление на Тифаруин, пограничное местечко к западу от Мелильи. 22 августа две бандеры (роты) легиона под командованием Франко отбросили почти девять тысяч человек, осаждавших Тифаруин. Однако по возвращении на континент растущая напряженность между армией и новобранцами, отправлявшимися в Африку, вызвала вспышку насилия в Малаге, завершившуюся смертью унтер-офицера. Обвиненный в убийстве капрал Санчес Барросо был немедленно арестован и приговорен к смерти военным трибуналом. Встревоженное возможными народными волнениями, гражданское правительство запросило и получило королевское помилование. Это наряду с расследованием «ответственности» за крах при Аннуале вызвало такую ярость у армии, что 13 сентября генерал Мигель Примо де Ривера, близкий друг генерала Санхурхо, совершил государственный переворот. Причем король, как позднее окажется, роковым образом уступил свою роль конституционного монарха военной диктатуре Примо. Впрочем, на тот момент широкие круги испанского общества, похоже, были склонны дать возможность проявить себя новому режиму.

Члены легиона двойственно относились к произошедшим событиям. Большинство офицеров, поддержавших Примо, были членами «советов обороны», да и сам Примо выражал обеспокоенность ростом социальной и экономической цены, которую приходилось платить Испании за сохранение протектората над Испанским Марокко. С другой стороны, Франко, удовлетворенный тем, что армия вырвала власть из рук некомпетентного гражданского правительства, и не слишком склонный бросать вызов старшему по званию, склонил голову. В любом случае в тот момент его личная жизнь стояла на первом месте. 22 октября 1923 года он вернулся в Овьедо, чтобы жениться на Марии дель Кармен Поло двадцати одного года от роду, причем в качестве крестного выступил король Альфонс XIII, которого представлял военный губернатор Овьедо.

Публичная свадьба почти столь же эффективна, как и внешняя война, чтобы отвлечь недовольное общественное мнение. Жители Овьедо разглядывали юную пару и старались забыть о личных проблемах и национальной несостоятельности испанского правительства. Огромные толпы собрались, чтобы увидеть, как их герой входит в церковь под королевским балдахином, и встречали молодых оглушительными аплодисментами. Юная романтичная невеста Франко, ошеломленная таким публичным приемом и заваленная телеграммами членов легиона, которые приветствовали ее как их новую мать, вспоминала в восхищении: «Мне казалось, что я вижу фантастический сон... или читаю прекрасный роман... о себе самой». Но если мать Франсиско Франко, вся сияющая от распиравшей ее гордости, присутствовала на церемонии, то его отца на свадьбе не было. То ли Франко не захотел давать повод злобным столпам светского общества Овьедо почесать языки по поводу семейных проблем его родителей, то ли сам дон Николас отказался прийти. Так или иначе, это лишний раз подчеркнуло пропасть между обоими мужчинами. Некоторое утешение Франко нашел, когда одна мадридская газета поместила статью под эпохальным заголовком: «Свадьба героического каудильо». Тогда молодого командира впервые назвали «королем-вои-телем». И это будет отнюдь не в последний раз.

Несмотря на обнадеживавшие рассуждения местной прессы насчет того, что «галантные и нежные фразы, которые благородный воин нашептывал на ухо прекрасной возлюбленной во время перерыва в военных действиях, нашли в конце концов свое божественное освящение», романтическим идеям Кармен не суждено было долго жить. Хотя их брак и оказался более долговечным, чем супружество родителей Франко, никогда с самого начала в нем не имелось и признаков страсти или большой любви. Как только отпала необходимость играть роль галантного рыцаря и соискателя ее милостей, Франко превратился в холодного, физически заторможенного мужчину. Более привычный добиваться расположения женщин, чем пользоваться их милостями, он совершенно очевидно предпочитал поле боя супружескому ложу. С годами их союз становился все более формальным, причем Пакон говорил, что Франко всегда становился особенно молчаливым и сдержанным в обществе своей жены. Фотографии четы только подтверждают это мнение.