По возвращении в Мадрид с новым полком и с верным Паконом в качестве адъютанта Франко усвоил своеобразный, почти шизофренический стиль руководства, который будет характерен и для его режима в целом, когда он придет к власти. Хотя суровые дисциплинарные меры по отношению к солдатам оставались нормой, своим полковникам он позволял вести дела, как им вздумается. Вдали от полей сражений его энтузиазм по отношению к тяжелому военному труду быстро испарился. Подобно Гитлеру и Сталину, он скоро пристрастился к кинематографу, забросив повседневные служебные дела. Франко обожал проводить время за беседой с коллегами и каждый день встречался с гарнизонными генералами в престижном клубе. И все же лучше всего он себя чувствовал с близкими по духу «африканцами», такими как генералы Мильян Астрай, Варела, Оргас и Мола, а также с важными лицами из Толедо — Ягуэ, Монастерио и Винсенте Рохо. Последний, к пущей ярости Франко, позднее будет командовать республиканской армией в Мадриде. Пакон рассказывает, что на этих встречах Франко всегда говорил на военные темы и никогда не обсуждал ведущих политиков того времени. «Он вообще не критиковал старших по званию, даже когда заходил разговор о разгроме при Аннуале». Франко любил рассказывать случаи из своей богатой на события жизни в Марокко, причем «повторял их каждый раз абсолютно одинаково, как будто читал по писаному».
В 1926 году у Франко состоялась знаменательная встреча с художником Луисом Кинтанильей, другом полковника Альфредо Кинделана, основателя испанских военно-воздушных сил, которыми он же и командовал. Много позже, уже после того, как Франко стал каудильо, художник вспоминал о споре между Франсиско и Кинделаном по поводу какого-то французского выражения. Когда спор решился в пользу Кинделана, будущий диктатор продолжал упрямо и нудно защищать свою позицию, пока выведенный из себя художник не заявил, что раз уж Франко больше всех об этом говорит, то, наверное, он и прав. Не поняв иронии, Франко, похоже, был удовлетворен.
То, что генерал способен при необходимости избавляться от занудных и жестких черт своего характера, выяснилось, когда он снялся в эпизоде вместе с Мильяном Астраем в фильме «Невезучая новобрачная», который поставил его друг Наталио Ривас. Франко сыграл роль армейского офицера, вернувшегося с войны в Африке. Молодой остроумный и общительный генерал из фильма, смачно пьющий вино и оглушительно хохочущий над шутками товарищей, имел мало общего с тем чванливым, напыщенным Франко, которого описывали Пакон и Луис Кинтанилья. Поэтому нет ничего удивительного, что Франко, когда ему потребовалось показать себя в идеализированном виде, обращался к кино.
Реальная военная ситуация в Африке несколько отличалась от показанной в фильме Риваса, однако успехи при Аль-Усемасе значительно улучшили взаимоотношения между правительством Примо де Риверы и «африканцами». Но не все военные были этим улучшением довольны. Увеличение количественного состава армии в Марокко и расходов на ее содержание, а также решение Примо вернуться к системе продвижения по службе за военные заслуги пришлись не по вкусу офицерам, служившим в Испании, где такие карьерные возможности были ничтожны и представлялись чрезвычайно редко. Ставка Примо де Риверы на свою партию спровоцировала попытку переворота 24 июня 1924 года и привела на грань мятежа артиллерийские казармы по всей стране.
Парадоксально, что у генерала Франко, сыгравшего ключевую роль в восстании 1936 года, вызвали такой гнев взбунтовавшиеся артиллеристы. По словам Рамона Серрано, блестящего молодого адвоката, который позднее женится на красавице Зите, младшей сестре Кармен, и сыграет решающую роль в консолидации политической власти Франсиско Франко, «реакция Франко была не просто горячей, а яростной. Любые предлагаемые меры казались ему слабыми, а наказания недостаточными». Он вспоминал, что наиболее часто употребляемая генералом фраза была: «Их всех следует расстрелять!»
Хотя казалось, что Примо держит ситуацию под контролем, трещина между военными постепенно нарастала, пока не превратилась в пропасть. Часть офицерского корпуса примкнула к республиканскому движению, в то время как остальные — главным образом «африканцы» — сохраняли верность режиму. То, что республиканские офицеры не выступили в защиту ни Примо де Риверы, ни самого короля, способствовало установлению Республики в апреле 1931 года. Отказ «африканцев» принять Республику подготовил почву для гражданской войны 1936 года.
По крайней мере на людях Франко старался политически ничем не выделяться, что принесло свои плоды — Примо назначил его на престижную должность директора Военной академии генштаба в Сарагосе.