Царевна-ведьма

   Росточку у царя Сиясвета было не дюже богато, ума тоже была не палата точно, и ходил он вдобавок как-то скособочено да прытко уж слишком. А о делах царёвых, да о его делишках и упоминать даже неохота, потому как за что царь, бывало, ни возьмётся — ан во всём-то ему был облом! Царствие-государствие при таковском царишке жалком едва-то держалось: скукожилось оно да поужалось, и добро ещё, что войны большой не было давно, а то прямо хоть в гроб ложись, ей-богу.

   Вот за все эти махи да ляпы, огрехи да беды и прозвал народ царя своего за глаза Тушисветом.    И то сказать верно — в головушке его садовой отродясь ведь светлые мысли не рождалися, а клубились в черепушке его лысоватой сплошные глупости да мраки всякие неладные.

   В одном только царю-неудачнику повезло сильно — в жене его милой, в Алозоре свет Далемировне. Уж такая она была собою славная да приятная, что все окружающие только и делали, что диву от её вида давалися. Ну, думали про себя завистники, до чего же у этого Тушисвета шибанутого и жонка чудная — не по рылу де ему кус, воробью косопузому!

   А у Тушисвета нашего, с Алозорой вестимо Далемировной, ещё и дочурка маленькая была — ну ангельское прямо создание! Исполнилось ей всего-то три годика от роду, а ума в её сметливой головушке так и на все семь лет хватало, а то ещё и на семь с гаком.

   Звали царевну-невеличку Милоликою, и более точного имечка, наверное, и подобрать было бы нельзя, поскольку и вправду царевна была собою мила чрезвычайно — ну чисто же куколка по виду своему, ага!

   И вот как-то раз приспичило Тушисвету неугомонному скакать на свою окаянную охоту. Как будто и дел в государстве больше не было никаких, как только царю-батюшке по чащобам всяким да трещобам за дичиной вовсю гоняться.    А охотником Тушисвет, надо сказать, был заядлым: чуть у него какая-либо неприятность в делах возникала или намечался семейный разлад, как он на охоту свою шасть — и только его все и видали!

   Правда, не сказать, чтоб и тут ему сильно везло. Скорее даже наоборот — мазилой царёк был конченым, а не хорошим и зорким стрелком.

   А в тот день, как на грех, погода оказалась ненастной да ветреной. Полдня Тушисвет со своим окружением в лесу пропадал, а не то чтобы оленя или кабана — зайца даже не встретил. Вот же, думают охотники наши аховые, и незадача — ну как повымерло всё вокруг, будто лес кто заколдовал!

   И заехали они, прямо сказать, чёрт те куда! Ну, совсем же незнаемые вокруг них места оказались, как в сказке какой, ей-богу.

   И то сказать — ели окрест стоят в три обхвата, да высоченные же! Кроны вверху у них сплошь переплелись, а в низу мшистом один лишь сумрак был мглистый да туман стоял зеленоватый. А пить же охота им стало — страсть! Фляги свои они опустошили, а тут ни ручейка тебе, ни низинки: один лишь мох везде сырой да гнилые шишки.

   И в это время они вперёд глянули — вот так-так! — никак избушка по ходу движения замаячилась? Пригляделись всадники охочие — да, избуха и впрямь, да какая-то собою странная — на курьих двух ногах стоит себе эдак да постаивает.

   Неужели, они смекают, баба-яга сказочная тут обитает?

   Первым царь Тушисвет резвый к избушке этой и подъехал.

   — Эй, — кричит он голосом раздражённым, — кто тут есть, выходи! Сам царь к вам в гости пожаловал! Открывай-ка живо давай, а то я не из тех, кто ждать обожает!

   Сперва-то в избухе тихо было, словно никто там и не жил, а потом что-то внутри неё стукнуло, брякнуло, заскрипело да загремело — дверь быстро распахнулась, и показалась на пороге такая старуха страшенная, что царёв коняга в сторону шарахнулся, а Тушисвет, в седле не удержавшись, на землю пребольно шмякнулся.

   — Я и званых-то гостей не шибко жалую! — проскрипела старуха горбатая голосом гнусавым, — а с незваными у меня разговор таков: от ворот поворот да скатертью прочь дорога! Проваливайте, давайте, отсель подобру-поздорову!

   И рукою костлявою охотникам направление кажет: скачите, мол, туда, откуда сюда прискакали!

   Аж взвился Тушисвет на ноги от дикой ярости!    Виданное ли это дело — какая-то старуха плюгавая его, царя державного, ругмя тут ругает да вон выгоняет! Вот же, кипит он думами, и кикимора нашлась сухопарая!

   — Ах, ты ж такая-сякая костлявая кочерга! — выпалил гневно царь, за бока держась да бородёнку кверху вздымая, — Да я тебя за такие речи ругательные прикажу сей же час к кобыльему хвосту привязать да по кочкам твои косточки разметать! У меня, чуня, не забалуешь, я царь самодурный — коли чего я пожелаю, то враз всё, чего хочу, исполняю!

   А ведьма эта ужасная, видать, и не испугалася нисколечко царской ярости. И едва только челядь Тушисветова заершилась да загоношилась, как она пальцы в рот себе заложила и до того пронзительно свистнула, что царь даже зажмурился от неожиданности. А когда он глазки свои поросячьи, наконец, разлепил, то увидел такую картину удивительную: всё его воинство бравое вдруг там пропало, и появились заместо людей, коней да собак хорьки рыскучие, крыски пискучие да мышки малюсенькие. Бросились эти зверьки кто куда врассыпную, и только поражённый самодержец их там и видал.