Царевна-ведьма

   Обмер Тушисвет на месте, испугался он страшно, и хотел уже было бежать куда глаза глядят без оглядки, да не смог отчего-то и шагу прочь ступить. Глянул он на ноги свои очумело и видит, что корни деревьев из земли вдруг повылезли, точно некие волшебные змеи, и обе его ноженьки опутали собою крепко.

   Раскрыл царь рот, слова даже вымолвить от ужаса не может, а старуха эта жуткая, словно кошка, на землю ловко спрыгнула, к царьку опешенному подскочила и обнюхала лицо ему жадно.

   А потом и заявляет весьма этак злорадно:

   — Съем я тебя, пожалуй, царь Сиясвет! Давненько человечинкой я не баловалась, вершками да корешками питаючись, вот оттого-то и отощала я вся. Ты же зверушек моих кушаешь, паразит этакий. Значит, нужен кто-то, кто бы и вас, людей, жрал. Жрал да нахваливал! Ха-ха-ха-ха!

   Ещё пуще перепугался несчастный царь. Всё, думает он в отчаянии — совсем я, видно, пропал!

   А жить-то ему хочется, не во цвете же лет погибать ему тут смертью позорной…

   — Ой, не ешь ты меня, добрая старушка! — взмолился он истово ведьме жуткой, — Не кушай ты меня бога нашего ради!

   — Что-о?!! — аж повыпучила яга старая свои буркалы, — Это я-то добрая что ли?!.. Нет! Я злая! Я очень, очень злая!.. И про бога ты тут лучше не поминай лицемерно, а то я с живого с тебя мясо стану есть!

   — У-уй! — взвизгнул Тушисвет голоском нервным, — Тогда ради чёрта тебя прошу, злая ты баба — не жри ты меня, чёрная душа! Что хошь у меня забирай, а жизни, прошу, меня не лишай!

   Захихикала тогда злыдня загадочно, обошла царя обездвиженного два раза, а потом перед ним она встала, упёрла руки себе в бока, да вот чего тому и предлагает:

   — Ну, что же, ладно, есть тебя я покамест не буду. И домой тебя, негодяя праздного, живым и здоровым может быть отпущу. Но с одним условием! — и она палец свой кривейший кверху воздела, — Ежели согласишься ты, царь Сиясвет, со мной на одну мену!

— Какую такую мену? — разобрал интерес Тушисвета. — Что ещё тебе на ум-то взбрело, подлая ты хухора?

   Рассмеялася тут ведьма трескуче, а потом глазками своими крысиными хитро зыркнула, да и говорит:

   — А вот какую!.. Ты мне отдай малое, но живое, а я тебе мёртвое отдам, но зато большое. Идёт?..

   Ничего не понял недалёкий Тушисвет, и стал он на ведьму тогда ругаться да её поносить принялся последними словами. А та ничего, стоит себе, ухмыляется, будто не хуления в свой адрес она слышит, а лесть сладкую. Ну а потом достала она из-за спины огромный кривой нож, попробовала пальцем лезвиё острое, так что оно зазвенело, да и заявляет как бы между делом:

   — Ну что же, Сиясветишка, нет так нет. Сейчас я тебя, царь державный, буду очень больно этим ножиком резать…

   Как узрел Тушисвет нож тот острющий, так перепугался он всего жутче.

   — Ладно! — заорал он не своим голосом, — Согласен, так и быть — бери себе своё малое, а мне большое твоё давай, только отпусти ты меня, будь так ласкова, ко всем-то чертям, а!

   И в то же самое мгновение уползли в землю корни-змеи волшебные, и сделался царь наш опять, значит, волен.

   Топнул он тогда ногою, подбоченился и сызнова пристал к ведьме вот с каким требованием:

   — А теперь, кикимора ты мухоморная, давай возвращай назад людишек моих дворовых, коих ты в крыс да в хорьков обратила! Что же это я, по-твоему, один сам пешедралом домой возвертаюся, а?

   Ведьма и на это оказалась согласная. Заложила она в рот себе пальцы, да как свистнет сызнова пронзительно. И откуда только ни возьмись, а вся челядь царская там вдруг в прежнем своём виде появилася: хорьки людьми сделались, крысы конями, а мыши собаками. Правда вот, пары коней да своры собак челядь обороченная так и не досчиталася, ибо их хорьки, наверное, успели сожрать. Но царь Тушисвет и этому был очень рад.

   Уселся он на коня своего, не мешкая, да и поскакал восвояси от ужасной сей людоедки в превеликой спешке. Не стал и пеших своих слуг дожидаться.

   А как прискакал до дому царь наш батюшка, то узнал он новость для себя ошеломляющую: пропала без следа, оказывается, доченька его любимая, крошечка Милолика!

   Играла она в светёлочке своей верхней одна-одинёшенька, а мамки да няньки о ту пору отлучилися куда-то. И вот возвращаются они назад, глядь — а царевны-то и нету нигде!   Только окошко было распахнуто настежь, а вдалеке, по-над деревьями птицу громадно-невероятную успели они разглядеть, несущую в когтях какую-то тяжесть.

   Искали-искали люди царевну украденную, да всё-то зря. Только на лугу дальнем башмачок, с её левой ноженьки видать упавший, они и отыскали. Упал он видно, когда чудовищная птица с девчушкой в когтях над лугом пролетала.

   И понял тогда бестолковый царь Сиясвет, какую такую живую малость отдал он ведьме жуткой прямиком в руки. По собственной своей отдал дури.

   Затосковал он, заубивался, и дух в нём с тех самых пор изменился до чрезвычайности. Был царь ранее бодрым да шустрым, а стал до того печальным да грустным, что и не передать.

   Сама, видать, мёртвая и большая тоска перешла к царю в душу его несчастную по договору с ведьмой, и ничего-то поделать с этим уже было невозможно.