Царевна-ведьма

   Ахнули все там стоящие от нежданного сего поступка и — о, чудо! — перестал внезапно царевич умирающий стонать жалобно да в жару метаться, открыл он медленно глаза свои ясные и, узрев Милолику, пред ним стоящую, почему-то тихо сказал:

   — Ах, какие руки у тебя молодые, бабушка!

   Быстро взглянула на свои руки наша целительница, а они ведь у неё и взаправду были не морщинистые. Красивыми они были, смуглыми и изобличали девицу в ней, а не каргу-старуху.

   Вскрикнула тогда Милолика и, от постели милка своего быстро отпрянув, ручки изящные за спину спрятала машинально.

   — А ну-ка стой, ведунья незнаемая! — взгремел, то видя, царь Болеяр, — Кто бы ты ни была, и кем бы ты не оказалась, отныне я у тебя в вечных должниках неоплатных! Скажи мне имя своё, царю, не таясь, откройся и ничего-то более не бойся!

   Однако Милолика отчего-то в царскую милость не поверила. Стала она к окну, открытому настежь, медленно отступать.

   Царь же огневился тогда явно и пуще прежнего вскричал яро:

   — А ну-ка, бояре — хватайте живо эту ведьмачку! Счас мы дознаемся кто она такая, ага!

   Но едва лишь бояре изловчилися на Милолику всем скопом навалиться, как она вдруг пальцы в рот заложила, да как там свистнет!

   И аж уши у всех позаложило от сего свиста дюже пронзительного.

   Остановились ловцы вдруг как вкопанные, а Милолика пальцем на дверь в это мгновение указала и завопила что было мочи:

   — Смотрите — вот он! Вот он!..

   Обернулись все там бывшие назад, глядь — а это же главный жречина Чаромир во палаты только что вступил. Припёрся он, видать, душу царевичеву отпевать, поскольку тот дышал-то уже, по мнению его, на ладан. Ну а может быть и так само нелёгкая его туда занесла… Как бы там оно ни было, а только оторопел от сего крика Милоликиного жрец Чаромир, да и все прочие на миг какой тоже оторопели.

   А когда они обратно в недоумении повернулись, то никакой ведьмы в палатах уже не обнаружили. Выскочила Милолика в окошко открытое, с третьего става на мостовую она спрыгнула, а там как раз кони у коновязи стояли. Вот она, зазря не телепаясь, одного скакуна живо от кольца отвязала, мигом вскочила ему на спину и галопом по каменной мостовой умчалася к воротам главным.

   — Вернуть! Догнать! Словить! Поймавшему — тысячу золотых!.. — проорал в окно царь громогласно.

   Да только куда там!

   Мимо стражи привратной наша ведьмочка точно вихрь пронеслась, ногами притом отшибая её задержать пытавшихся. А как ускакала она от града подалее, то спрыгнула тогда со своего конька, по крупу его ладошкой огрела и ступать обратно ему велела. А сама где бежком, где шажком добралася вскорости к себе домой. Там она, не мешкая, переоделась, смыла с лица дурнящую её краску, одёжу ветхую прочь убрала и стала Миладу-бабушку с города дожидаться.

   Милада явилась взволнованная.

   — Вот же ты, дочка, и наделала шороху! — воскликнула она, всплеснув руками, — Это надо же — в городу сейчас истый бедлам! Ну, все тебя ищут-шукают прям от стара до мала за награду царскую!

   А Милолике, видите ли, от того смешно вдруг стало.

   — Пустяки, бабушка Милада, — отмахнулась десницей она легкомысленно, — Меня ведь и доселе везде искали да лавливали, но не словили вот и не сыскали. Никто ж ведь не ведает, что я девица, а не старая карга-ведьма.

   — Э-эх! — сокрушённо покачала Милада головою седою, — Ведунья ты вроде большая, а о том, я гляжу, не знаешь, что как раз девицу-то сейчас и разыскивают. Слух по городу покатился, что якобы не старуха семью царскую излечила, а девка, мол, переодетая. Будто бы царевич Борилев руки молодые у неё углядел…

   Вмиг покинуло Милолику смешливое настроение. «А ведь и верно, — подумала она с сожалением, — Борилев мои руки и впрямь-то узрел».

   Однако расстраиваться, по её мнению, особо было нечего, поскольку руки руками, а лицо-то лицом. Вряд ли кто догадается про сиё место её укромное…

   И вот на следующее утро отправилась Милада, как это часто бывало, на свой базар. Травкой лечебной, вестимо, торговать да болячки недужным людям заговаривать. Ну а Милолика дома осталася, в огороде копаться.

   Торговля у бабки шла ни шатко, ни валко, поскольку полнолуние как раз наступило, и в умах горожан была кутерьма.

   Где-то ближе к вечеру засобиралася Милада домой, потому что на сердце у неё вдруг сделалось неспокойно. И в это самое время покупательница из дворца царского к ней подошла, давняя её знакомая ещё по временам минувшим.

   — Ой, Миладушка, — зашушукала она ей на ухо, — чего я тебе расскажу-то! Услышишь — не поверишь! Говорят, что Недруяз-охальник ведьму страшную сёдни споймал. Ага-ага, споймал, не сумлевайся! Ушлые люди, бают, её выследили да куда надобно, донесли. Молодая оказалась деваха! Не старая, как все ранее предполагали… Это надо же — порчу она вздумала на семействие царское напущать! От же ведь зараза-то, а?!

   Как услыхала Милада весть сию неладную, так моментально с лица она спала. «Да неужто это Милолику Недруяз заграбастал?! — ударила её мысль шальная. — Ай-яй-яй! Вот же беда так беда!»