— И ничего не жаль! — возразила ему Милолика строптиво, — Бораха добрый, он в малинник ближайший просто шёл. А тут ты, баран этакий, оказался, со своими стрелами окаянными. Что, обязательно стрелять надо было? Разве нельзя было миром с ним разойтись?
Борилев в ответ на это лишь руками опять развёл.
Поговорили они ещё какое-то время, и до того преявная возникла меж ними симпатия, что и не передать.
— Послушай меня, Милолика славная! — воскликнул под конец Борилев кудрявый, — Послушай меня, девица ладная! А выходи-ка ты, давай, за меня замуж, а! Никого более мне не надо — ни княжон, ни царевен, ни дочек боярских — ибо тебя я полюбил нежданно-негаданно! Полюбил я тебя, девица красная, сильней сильного и страстней страстного!
— Ишь, какой быстрый, — нахмурила в ответ Мила брови свои соболиные, — Видишь меня всего-то час, а уж зовёшь замуж. Так дела важные не делаются, не творятся. Жена, Борша, это тебе не сапожок да не валенок. Это их можно, когда хошь, надеть да снять, а когда хошь, под лавку отправить. А жену так не-ет, нельзя-а-а!.. Да я тебе и не ровня вовсе — вздохнув печально, она добавила, — кто ты, а кто я! Не примет меня твоя родня.
Короче, поговорили они малость, но ни о чём не договорились, и чтобы себя остудить, чуток в озере глубоком они искупались.
— Как же я домой-то попаду? — покачал головой Борилев озадаченно, — Конь ведь мой со страху прочь ускакал, медведя твоего забоявшись. А до дому идти пешедралом наверное с полдня, никак не менее.
Ну а Милолика в ответ улыбнулась, а потом глаза слегка прищурила, руками плавно повела, и принялась опять чего-то шептать непонятно.
Минут с десяток так где-то минуло, и тут вдруг топот вдали послышался. И видит царевич изумлённый — скачет его конь вороной во весь-то опор, а за ним два волка огромных прытко гонятся. Подняла Милолика руку ввысь, и скакун, до них домчавшись, на дыбы взвился, а волки развернулись быстро и с глаз долой будто сгинули.
— Ну вот и коник твой ускакавший, — похлопала Мила скакуна по шее взмыленной, этим его успокаивая, — Садись давай да езжай, и меня, царевич ласковый, лихом не поминай.
Тот ехать было отказался и почал просить у новой своей знакомицы свиданьица тайного, но Милолика в ответ на это лишь смеялася и головою несогласно качала.
— Эй, глянь-ка туда — что это там?.. — воскликнула вдруг молодая ведьма, царевича от себя отвлекая.
Глянул в ту сторону Борша машинально, но ничего для себя примечательного в той стороне не увидал. А когда он к деве вновь повернулся, то на прежнем месте её уже не обнаружил.
Пропала она, как растаяла, и царевича опечаленного одного там оставила.
Вернулась Милолика к Бабе-Яге, и стали они жить по-прежнему.
Нет, не совсем по-прежнему… Запал, оказывается, незадачливый этот царевич нашей ведьмочке на сердце да на ум её девичий, и ничего-то поделать с этим она не могла. И так и этак она его позабыть пыталася — ан нет, не получалося сиё дело у неё никак. Бывало, пойдёт Мила спать-почивать, глаза свои волоокие закроет — а уж тут как тут образ Борилевов в её сознании возникает. Приосанивался в грёзах парень кудрявый, улыбался девушке мило, махал рукою ей призывно, и нежные слова какие-то ей говорил…
И поняла тогда Милолика, что люб ей стал Борилев-царевич пуще всех на белом их свете!
А уж на не белом и подавно-то любый, ибо не водились там молодцы пригожие, а жили сплошь уроды какие-то грубые с отвратными страшными рожами и душами подлыми и безбожными.
И вот как-то раз не утерпела Милолика азартная: дай, думает, убегу я в Борилевово царство — авось, мол, там и увижу своего милого ещё один разочек.
Сказано — сделано. Отпросилась она у Ягуси вроде как на дальние опушки сходить-погулять, семияр-травку поискать там да порвать. Та её отпустила, а сама, недолго думая, спать завалилась. А Милолика отчебучила вот что: сыскала она в чулане рубище некое бабино, пыльное сплошь да рваное, одела его на себя, волосы свои гладко причесала и паклю серую на голову себе напялила. Испачкала она лицо своё румяное сажей премаркой, повязалася платком дырявым, прихватила вдобавок клюку можжевеловую — и айда бегом-то из лесу!
Через пару-тройку часов была она уже у стен стольного города. Согнулась Милолика в две погибели, идёт по дорожке торной, поспешает, а тут глядь — возле города самого на полюшке ровном народу полным-то полно.
Похоже, что праздник горожане там справляли: молодёжь в игры всякие на просторе играла, а старики и пожилые сидели за длинными столами, пели славу богам славянским и пили из чаш братских мёд, пиво и квас.
Пригляделась Милолика позорчее и вскоре увидала Борилева-царевича, который в компании бравых юношей и красных девок весело плясал под звуки звонких гуслей и певучих свирелей. Ёкнуло у ведьмочки сердце её девственное, и остановилась она чуток поодаль, чтобы на милована своего наглядеться вдоволь.
Особого внимания на неё не обращал никто, поскольку нищих и убогих возле столов богатых якшалось немало.