Царица горы

Рита поднялась по ступеням и вошла в чужой дом. И вновь она ходила по нему, как кошка, обследуя новую обстановку. Вот спальня с огромной старинной кроватью, фамильной, на которой, наверное, несколько поколений киприотов усердно строгали себе подобных.

Рита остановилась у очередного зеркала в человеческий рост. Стекло было мутноватым, трещины расползлись в левом верхнем углу. И вновь она смотрела на себя, как на чужого человека. Кто она теперь? В этом измерении? В этом мире? Зачем она? Что ее ждет впереди?

– Разденься, – услышала Рита за спиной.

Тон был нежным и повелительным одновременно. Такой тон гипнотизирует женщин, заставляет их таять и подчиняться. Рита даже не оглянулась. Она стянула майку, за ней джинсы и стринги. Адонис, уже нагой, подошел сзади и обнял ее. Кисти его рук легли на ее живот и взяли тело в замок. Он был на голову выше, смуглый, мускулистый, и когда он стиснул ее, она оказалась беспомощной в его руках. Рита думала о том, что они никогда еще не были под крышей, не занимались любовью в постели, только под открытым небом, как Адам и Ева, у моря, у скал, в песке или траве, как два на удивление красивых дикаря. И вот теперь их принял этот греческий дом в горах. Длинные черные волосы Адониса доходили до плеч – таких широких и сильных, что она почувствовала себя за каменной стеной. «Банальность, – думала Рита, – но столь вожделенная всеми женщинами мира. Древний инстинкт выживания – спрятаться за такими плечами». Кто она теперь, в этом доме? Рита ощущала, что сейчас меняется ее сущность, она перерождается в кого-то другого. В другую! Но своего нового естества понять пока не могла, и это томительно мучило ее. Она словно стояла перед открытием великой тайны – своей собственной, важной только для нее. И еще одного человека.

Их глаза встретились в отражении.

– Как же ты красив, – прошептала она. – Я с ума схожу по тебе!

– А я давно лишился рассудка, – ответил он и с улыбкой сжал ее еще сильнее.

– Раздавишь! Я же как лягушонок в твоих руках.

– Ты готова? Заниматься любовью? – уточнил он.

– Всегда, милый.

Он подсек ее под коленями и понес на кровать, уложил, потянулся к ней…

– Над нами ангелы, – обхватив его шею, прошептала Рита.

– Что? – глядя на нее сверху вниз, не понял он.

– Я о потолке – там кружат ангелы. Сам посмотри.

Адонис обернулся и мельком бросил взгляд наверх. Потолок был покрыт лепниной – там и впрямь кружили стайками амуры.

– Это чтобы лучше дети делались, – улыбнулась Рита.

– Ты мой ангел, – он ловил губами ее губы. – Ты, милая…

– Эти ангелы – наше благословение, – прошептала она, все горячее отвечая на его поцелуи…

Ложе оказалось не только старым, но и до безобразия скрипучим. Теперь уже было несомненно, что оно помогло родиться на свет божий многим поколениям критян.

Потом, утомленные и счастливые, они смотрели в потолок. Кажется, ангелы были довольны тем, что увидели. Рите казалось именно так. Она даже улыбнулась своей мысли и обернулась к любимому. Из-под его черных кудрей вырвалась и потекла по скуле капля пота. Рита потянулась и смахнула ее пальцами, но руку не убрала. Ей было приятно чувствовать, как пульсирует венка на его виске. Адонис бережно перехватил ее руку, поцеловал ладонь и долго держал ее, прижатой к своим губам.

– Так неудобно, прости. – Рита вновь уставилась в укрытый лепниной потолок старого греческого дома. – В статьях мало пишут о человеческих чувствах. Там – факты, но я когда-то пробовала себя в прозе. Я сейчас переживаю то, что прежде ни с кем…

– Мы думаем одинаково.

– Правда?

– Да.

– Это здорово.

– Кстати, тут есть рынок, – вдруг сказал Адонис. – Таких сыров нигде не найдешь. Сортов – сотни.

– Отлично, – откликнулась Рита. – Обожаю сыры.

– Кажется, они сами выдумывают рецепты приготовления. Я о местных жителях. Кто во что горазд. У каждого второго маленькая сыроварня и винокурня тоже. Туристы отсюда мешками сыры увозят. Хочешь, пойдем и купим?

– Пойдем. – Рита перевернулась, сбросила ноги с кровати и встала. – А моченый горох? – Она хитро прищурила глаза. – Они продают моченый горох?

– А при чем тут моченый горох?

– Что, не догадываешься?

– Нет, объясни.

Рита даже руки выставила перед собой:

– А как же мечта любого просвещенного грека? Древнего, разумеется.

– Говорю же: объясни.

Рита сокрушенно вздохнула:

– Мечта древнего грека – сидеть у огня, запивать моченый горох разбавленным вином и слушать «Илиаду» Гомера. Это я в институте проходила. А вот кто сказал – не помню. Эх ты, грек, – весело усмехнулась она.

– Вот когда вспомнишь, – бросил Адонис, – тогда и попрекай.

Он крепко ущипнул ее за ягодицу, она вскрикнула и ударила его ладонью по спине.

– Пошли в душ, зазнайка, – бросил Адонис через плечо. – И на рынок – за сыром и вином.