– Тогда покончи с таким положением! – сказала я.
Мне хотелось добавить: «Как следовало бы сделать давным-давно», – но не стоило сейчас перегибать палку. Всему свое время.
– Отошли ее обратно.
– Но солдаты…
– Эти солдаты – оскорбление! Он должен тебе четыре легиона, а посылает лишь маленький отряд, наживку. Да-да, это наживка, причем неотделимая от Октавии. Схватишь ее – и попался на крючок, как рыба. «Веди себя хорошо, Антоний, и тогда, может быть, я тебе еще что-нибудь пожалую от своих щедрот!» Вот что тебе говорят! Ты хочешь слушать его, танцевать под его дудку? Это наглый, возмутительный вызов! Две тысячи солдат, когда он должен тебе двадцать тысяч, и то в придачу к его сестре, которая от него неотделима. – Я бросила на Антония сердитый взгляд. – Ты же говорил, что это как ложиться в постель с самим Октавианом!
– Да-да.
Он уставился в потолок.
– Что ж, делай как знаешь, – сказала я от души. Он должен решать за себя. – Я возвращаюсь в Александрию. Ты должен взойти на борт корабля, отплывающего либо в Афины, либо в Александрию. В противоположных направлениях.
Я отвернулась и натянула одеяло на плечи. Мое сердце билось быстрее обычного, но только потому, что все бесповоротные решения – как вот это – приходится принимать второпях.
Я сама не ожидала, что поставлю вопрос ребром, но, возможно, оно и к лучшему? Теперь ему придется определиться и отплыть либо на север, либо на юг.
И я уже не пыталась склонить его к выгодному для меня выбору. Нет уж, пусть он решит сам, по велению собственного сердца. А иначе чего стоит его выбор?
На следующее утро от Октавии пришло жизнерадостное письмо. Она сообщала о прибытии в Афины и подписывалась: «твоя верная жена». На следующий день мы с Олимпием взошли на борт корабля, направлявшегося в Александрию.
Как и в день нашего прибытия, Антоний стоял на берегу один, глядя на нас.
Я ждала его, хотя и не признавалась себе в этом, однако сосредоточиться на личных переживаниях мне не позволили накопившиеся за время моего отсутствия дела. Торговля, страдавшая от пиратских набегов Секста, теперь возродилась и оздоровилась.
– Без сомнения, Октавиан помог всем, избавив моря от этого разбойника, – заявил Мардиан. В руке он держал отчет, где говорилось об амфорах с маслом, отправленных в апреле. – Всякий раз, когда кто-то макает хлеб в масло, он может благодарить Октавиана – и за хлеб, и за масло. И в Греции, и на Кипре, и в Италии.
Мне пришлось неохотно согласиться. Даже здесь, в Александрии, мы пожинали плоды успеха Октавиана: теперь наши торговые суда беспрепятственно плавали повсюду.
– Вот еще одно свидетельство расширения торговли, – сказал Мардиан, выуживая из короба существо, шевелившее лапами и двигавшее сморщенной чешуйчатой шеей. – Две черепахи из Армении, подарок тамошнего царя. Пишет, что прослышал о нашем зверинце. Надеется, что таких диковинных созданий у нас еще нет.
Евнух повертел животное в руке.
– Он сообщил, что кровь у них не замерзает и они могут спать в снегу без дурных последствий.
– В отличие от солдат Антония!
Если армянский царь думает откупиться от кары за измену с помощью мелких подношений, то он просто глуп.
– Да, это трагедия, – протянул Мардиан, поглаживая голову черепахи. Зверюшке это понравилось, и она перестала дергаться. – А теперь еще… ситуация с Октавией.
– Она сидит в Афинах, насадив на крючок наживку. И уж конечно, ее послал Октавиан, она не сама придумала.
В этом я была уверена.
– С чего ты взяла? – нахмурился Мардиан.
– Он не позволил бы ей предпринять ничего идущего вразрез с его интересами. Да и нет у нее никаких собственных мыслей, желаний или планов.
Откуда им взяться у такой слабой женщины? Она и замуж вышла как рабыня, по указке брата. А раз так, какой толк от ее хваленой добродетельности?
– В Риме ей расточают похвалы, – осторожно заметил Мардиан. – И говорят, что она… красива.
– Видела я Октавию, и она совсем не красавица! Люди болтают невесть что, дабы раздуть из нашего с ней соперничества увлекательную историю. Таинственная восточная царица с колдовскими уловками против добродетельной римской красавицы.
Я знала, что многие воспринимают события именно так, и понимала, что ничего тут не поделать. Люди любят драматические конфликты и истории, где замешаны сильные страсти.
– На сей раз Антонию придется решать самому, – заявила я. – И пальцем не пошевелю, чтобы помочь ему определиться.
– Ну, моя дорогая, если того, что ты уже сделала, недостаточно, то не помогут никакие дополнительные усилия, – сказал Мардиан.