Вчитывался в свой же приказ, отправленный поздним вечером в войска: «Генеральные распоряжения для сражения, имеющего быть завтра, 7 сентября. На рассвете две новые батареи, в ночи построенные на равнине, занимаемой герцогом Экмюльским (Даву.
В Императорском лагере близ Можайска. 6 сентября 1812 г.».
Прочитал. Коснулся левою рукою лба: температура, если есть, небольшая.
Нужны ли изменения, добавления? Необходим ли совершенно иной план сражения? Ни одной загадки для Кутузова. Ни обходов, ни заманиваний… Но в этом диком по простоте напоре всеми войсками, назначенными сражаться и победить, и загадки, и заманивания. Старец Кутузов, бесхвостый лис, хвост ему выдрали под Аустерлицем, припрятал свои войска за холмами, по оврагам, по лесам. Вот и пусть стоят до лучших времен, коих у русских не бывает. А всё, что выставлено напоказ, – будет бито. Сохраненным войскам, может, даже замечательным, придется бежать. О, русская хитрость! Половину страны прохитрили. Пусть же изведают, коли спохватились, имея за спиной Москву – свою мистическую святыню – как сражается армия, за плечами которой двадцать лет победоносных войн.
Император положил на приказ руку, еще раз утверждая, всею волей своей – генеральную, последнюю для русских битву.
Это был план артиллериста, верующего в могущество смертоносного огня, как в высшую силу на земном шаре. Кутузов-то и пушки свои попрячет, думая о страшном часе, а страшного часа надобно не попускатъ.
Наполеон улыбнулся: военное скопидомство русских – залог его успеха. Войско у них в десятую часть от имеющихся в государстве сил, и волю уму дают они вдесятеро меньшую… У него же на Бородинском поле всё, что есть на сегодня, – и потому завтра победит он. Ему незачем думать о множестве мелочей, коими занят Кутузов перед главною битвой в жизни. Мелочи пожирают ум полководца, его страсть, волю. Мелочи – глухая стена для прозрений, замок – на вдохновенье.
Ушел за полог в святая святых, где его кровать да ночное судно… Через пятнадцать минут снова был на ногах. Выбежал из шатра, с ужасом глядя на амфитеатр русской, более удобной, как они надеются, позиции. Приснилось: он перед армией, а вместо армии – пустота…
Даже глаза прикрыл, умеряя биение сердца. Русские стояли. Вернулся в шатер, глянул на Коленкура:
– Хочу посмотреть воззвание.
– Воззвание, написанное вчера, уже оглашено в полках.
– Прочитайте, Коленкур!
Слушал наклоня голову, прикрыв глаза.
– «Солдаты, вот битва, которой вы так желали! Впредь победа зависит от вас! Она нам необходима, она нам даст изобилие, хорошие зимние квартиры, быстрое возвращение на родину. Поведите себя так, как под Аустерлицем, под Фридландом, под Витебском, под Смоленском, и пусть самое отдаленное потомство говорит о вашем поведении в этот день. Пусть о вас скажут: он был в великой битве под стенами Москвы!»