Царская Русь

Громкие укоризны, написанные сильным красноречивым словом, задели за живое самолюбие тирана. Он захотел отразить их таким же письменным словом, а вместе блеснуть своею начитанностию и сочинительским талантом. На письмо Курбского Иоанн написал обширный ответ, исполненный ссылками на Св. Писание, на основании которых старается доказать божественное происхождение и неограниченность своей царской власти. Он неоднократно называет беглеца «собакой», укоряет в намерении сделаться ярославским государем, в трусости перед царским гневом; стыдит его примером слуги Шибанова; глумится над его заслугами; с горечью вспоминает боярские крамолы во время своего детства, распространяется о коварном будто бы поведении бывших своих советников Сильвестра и Адашева и отрицает взводимую на него вину в несправедливом избиении бояр; обвиняет воевод за неудачи в Ливонии и т. д. Курбский в свою очередь немедленно написал ответ на это, как он выразился, «широковещательное и многошумное писание». Он глумится над беспорядочностию царского послания, неуместно «нахватанными словесами» из Св. Писания и укоряет его за то, что так нескладно, подобно басням «неистовых баб», пишет в чужую землю, где есть люди, «в риторских и филисофских учениях искусные». Неизвестно в точности, дошел ли до царя этот краткий ответ Курбского. Переписку свою он возобновил впоследствии (спустя лет четырнадцать). Через всю эту переписку царя с отъехавшим боярином проходят две путеводные идеи: Курбский главным образом отстаивает древнее боярское право совета и проводит мысль, что государь, слушаясь не добрых, а злых советников, губит и себя и государство; а Иван Васильевич настаивает на безграничном самовластии, на праве жаловать и казнить бояр по своему усмотрению, без чего, по его мнению, невозможно прочное существование государства. Кроме главной своей мысли, т. е. права бояр на участие в царских советах, Курбский защищает старое право боярского отъезда и вооружается против так называемых проклятых грамот или поручных записей, говоря, что клятва при сем недействительна, так как вынуждена под страхом смерти. Укоряя Ивана Васильевича за избиение верных бояр, он вспоминает подобные деяния его предков, и весь род Московских великих князей называет «кровопийственным». Несмотря на явное увлечение своею ненавистию к тирану и некоторыми натяжками в оправдании своей измены, все-таки Курбский в этой письменной полемике обнаруживает более логики и вообще более грамотной подготовки, нежели его венценосный противник. При своем несомненном авторском таланте и значительной начитанности Иван Васильевич нередко впадает в явные противоречия, страдает темнотою и многословием, часто приводит исторические примеры и тексты Св. Писания некстати; поэтому доказательства его неубедительны, а изложение вообще запутанное и беспорядочное^{43}.

Около этого времени начались опалы и на членов самой царской семьи. Летом 1563 года двоюродный брат Ивана удельный князь старицкий Владимир Андреевич, вместе с матерью своею Евфросиньею, был обвинен в каких-то замыслах по доносу собственного своего дьяка Савлука Иванова, которого он за что-то держал в тюрьме. По ходатайству митрополита Макария и епископов царь простил Владимира и Евфросинию; но ради предосторожности взял у него бояр, дьяков и детей боярских к себе, а к нему назначил из собственных бояр, дьяков и стольников. Княгиня же Евфросиния принуждена была постричься в монахини с именем Евдокия и отправилась в Воскресенский монастырь на Белоозере, где, по воле государя, она в изобилии снабжена была всякими припасами, утварью и прислугою; для ее «береженья», а вместе, конечно, и для надзора за нею, были приставлены к ней два государственных чиновника с подьячим. Не ограничиваясь этими мерами предосторожности, Иоанн вскоре взял у Владимира Андреевича некоторые его волости, а ему взамен дал другие. В ноябре следующего 1564 года скончался родной брат Ивана IV, слабоумный и бездетный Юрий. Спустя несколько меяцев его супруга Юлиания постриглась в московском Новодевичьем монастыре с именем Александры. Царь назначил ей на ее пожизненное содержание несколько городов с волостями и селами, дал ей приказных и дворовых людей и вообще обставил ее монастырскую жизнь всяким довольством.