Царские сокровища, или Любовь безумная

— Маршрут по сопредельной территории разработаем, подробные карты найдем. Надо будет подкупить кого-нибудь из немецких офицеров. Наука под названием «страноведение» мне знакома, с удовольствием помогу советами, где и как себя вести, как креститься, как и чего заказывать в трактире и ресторане. Гораздо трудней с удостоверениями. Я их и прежде почти никогда не видел. Ими всегда занимался отдел документирования. Кроме нескольких человек, никто даже не знал, где находится этот отдел и чем там занимаются. А там служили настоящие мастера своего дела. Там есть богатый архив, куда складываются все бумаги, которые попадают в руки. Всякие бланки, расчетные листы гостиниц, билеты на транспорт, фотографии, все, что находят при пленных и убитых врагах, — все идет в бездонное нутро архива. В отдел документирования десятилетиями стаскивалось все, что попадалось под руку самим разведчикам, их семейным и знакомым: от использованного билета в берлинское метро до счета на погребение какого-нибудь сицилийского крестьянина, от сапог солдата до штиблет генерала.

Соколов восхитился:

— Эти души мне родственны, они, как и я, вполне коллекционеры.

Нестеров продолжал:

— И когда надобится документ, то иногда его отдают агенту в оригинале, а иногда печатают по образцу в тамошней крошечной типографии. Художник-график изготавливает необходимые штампы, и он же подделывает подписи, да так умело, что сам владелец не умеет отличить. Даже чернила и те в химической лаборатории изготовляют такие, какие они в подлинном документе.

— Целое производство! — удивился Соколов.

Нестеров, ослабший от плохого питания, заметно захмелел. Теперь он куражно произнес:

— Почему бы вам, Аполлинарий Николаевич, не обратиться к самому Керенскому? У вас авторитет столь высок, что Александр Федорович выполнит любое ваше желание.

Соколов безнадежно махнул рукой:

— Если бы золотая рыбка спросила меня о заветном желании, то я пожелал бы, чтобы у нас не было ни Керенского с его Временным правительством, ни Госдумы, ни Учредительного собрания, — там опять соберутся тупые болтуны, все те, кого разогнали вместе со старой Думой. А был бы царь-самодержец, мудрый, строго наблюдающий порядок в государстве. Так что к Керенскому мне путь заказан. Вся надежда на вас, дорогой Борис Николаевич! — Многозначительно посмотрел на собеседника. — Я понимаю, что любое дело стоит денег, я готов щедро финансировать нашу задумку. Вот аванс. — Соколов вынул из портфеля толстую пачку крупных купюр, заклеенную банковской облаткой и скрепленную сургучной печатью, и положил на стол.

Нестеров смущенно откашлялся и не в силах отвести глаз от новеньких, никогда не бывших в хождении ассигнаций, но и не притрагиваясь к ним, произнес:

— Вы, граф, правы! Заброс нелегала — дело хлопотливое и дорогостоящее. Российская разведка была лучшей в мире. А у нас, понимаю, беседа доверительная, и в вашей скромности, граф, я не сомневаюсь. Кстати, вино прекрасное: насыщенный букет и вкус божественный.

— Что ж, давайте еще по бокалу! — Соколов вновь наполнил сосуды. Он был рад, что сделал разведчика своим сообщником.

Нестеров продолжал:

— Так вот, в канун нынешней войны была проведена реорганизация военной разведки. Из состава Главного штаба в 1910 году было выделено Главное управление Генштаба — ГУГШ. В нем, граф, сосредоточено руководство военной разведкой. К началу войны российская разведка располагала блестящими агентурными возможностями как в Европе, так и на Востоке, особенно в Китае, Корее, Монголии. Мне известно, что в начале десятых годов наша разведка добыла ряд важных документов мобилизационного и стратегического характера Германии и Австро-Венгрии, сведения о развертывании полевых и резервных войск наших будущих противников, данные об укреплениях стратегически важных крепостей — Торна, Бреслау, Кенигсберга и прочих. Карты, таблицы, схемы, чертежи, списки вражеских агентов и явок — это были ценнейшие материалы.

Нестеров, долго копивший обиды, говорил с ожесточением. Соколов отлично понимал причину этого: дело, которому разведчик посвятил жизнь, ради которого рисковал, не имел нормальной семейной жизни, рассыпалось в прах. Больнее всего было то, что он — высочайшего уровня специалист! — вдруг оказался всеми брошен, никому не нужен. Вот почему Нестерова обрадовал приход бывшего ученика, и особенно было приятно, что к нему обращаются за помощью. Он вновь наполнил бокалы, махом выпил и продолжал: