Царский Рим в междуречье Оки и Волги

«В этом году (якобы в 361 году до н. э. — Авт.) ГАЛЛЫ расположились лагерем у третьего камня по СОЛЯНОЙ дороге за Аниенским мостом. ВВИДУ ГАЛЛЬСКОГО НАШЕСТВИЯ ДИКТАТОР (римлянин Тит Квинкций Пенн — Авт.) объявил суды закрытыми, привёл всех юношей к присяге и, ВЫЙДЯ С ОГРОМНЫМ ВОЙСКОМ ИЗ ГОРОДА — СТАЛ ЛАГЕРЕМ НА БЛИЖНЕМ БЕРЕГУ АНИЕНА. МЕЖДУ ПРОТИВНИКАМИ БЫЛ МОСТ, которого ни те ни другие не разрушали, чтобы в том не увидели трусости. За мост часто вспыхивали стычки, но при неясном соотношении сил никак было не решить, кто им владеет. ТОГДА НА ПУСТОЙ МОСТ ВЫХОДИТ БОГАТЫРСКОГО РОСТА ГАЛЛ И ЧТО ЕСТЬ МОЧИ КРИЧИТ: „КТО НЫНЧЕ В РИМЕ СЛЫВЕТ САМЫМ ХРАБРЫМ, ПУСТЬ ВЫХОДИТ НА БОЙ И ПУСТЬ ИСХОД ПОЕДИНКА ПОКАЖЕТ, КАКОЕ ПЛЕМЯ СИЛЬНЕЙ НА ВОЙНЕ!“

Долго меж знатнейшими из римских юношей царило молчание — и отказаться от поединка было стыдно, и на верную гибель идти не хотелось. Тогда Тит Манлий, сын Луция, ТОТ САМЫЙ, ЧТО ЗАЩИТИЛ ОТЦА ОТ ПРЕСЛЕДОВАНИЙ ТРИБУНА, ВЫШЕЛ ИЗ СТРОЯ И НАПРАВИЛСЯ К ДИКТАТОРУ: „БЕЗ ТВОЕГО ПРИКАЗА, ИМПЕРАТОР, — СКАЗАЛ ОН, — НИКОГДА НЕ ВЫШЕЛ БЫ Я БИТЬСЯ ВНЕ СТРОЯ, даже если б рассчитывал на верную победу; НО С ТВОЕГО ПОЗВОЛЕНИЯ Я ПОКАЖУ ТОМУ ЧУДИЩУ, ЧТО ТАК НАГЛО КРИВЛЯЕТСЯ ВПЕРЕДИ ВРАЖЕСКИХ ЗНАМЕН, что недаром я происхожу от тех, кто сбросил галлов с Тарпейской скалы!“ На это диктатор отвечал: „Хвала доблести твоей, Тит Манлий, преданности твоей отцу и отечеству! СТУПАЙ И С ПОМОЩЬЮ БОГОВ ДОКАЖИ НЕПОБЕДИМОСТЬ РИМСКОГО НАРОДА“.

Потом сверстники вооружают ЮНОШУ: берет он большой пехотный щит, препоясывается испанским мечом, годным для ближнего боя; и в таком вооруженье и снаряженье выводят его ПРОТИВ ГАЛЛА, ГЛУПО УХМЫЛЯВШЕГОСЯ и даже (древние и это не преминули упомянуть) КАЗАВШЕГО В НАСМЕШКУ СВОЙ ЯЗЫК. Провожатые возвратились в строй, И ПОСРЕДИНЕ ОСТАЛИСЬ СТОЯТЬ ДВОЕ, ВООРУЖЕННЫЕ СКОРЕЕ КАК ДЛЯ ЗРЕЛИЩА, ЧЕМ ПО-ВОЕННОМУ: ЗАВЕДОМЫЕ НЕРОВНИ НА ВИД И НА ВЗГЛЯД. ОДИН — ГРОМАДНОГО РОСТА, В ПЕСТРОМ НАРЯДЕ, СВЕРКАЯ ИЗУКРАШЕННЫМИ ДОСПЕХАМИ С ЗОЛОТОЙ НАСЕЧКОЙ; ДРУГОЙ — СРЕДНЕГО ВОИНСКОГО ВОЗРАСТА И ВООРУЖЕННЫЙ СКРОМНО, скорее удобно, чем красиво; ни песенок, ни прыжков, ни пустого бряцания оружьем: затаив в груди свое негодованье и безмолвный гнев, он берёг ярость для решительного мига. Когда бойцы стали друг против друга между рядами противников И СТОЛЬКО НАРОДУ ВЗИРАЛО НА НИХ СО СТРАХОМ И НАДЕЖДОЙ, ГАЛЛ, ВОЗВЫШАЯСЬ КАК ГОРА НАД СОПЕРНИКОМ, выставил против его нападения левую руку со щитом и обрушил свой меч с оглушительным звоном, но безуспешно; тогда римлянин, держа клинок острием вверх, с силою поддел снизу вражий щит своим щитом и, обезопасив так всего себя от удара, протиснулся между телом врага и его щитом; двумя ударами подряд он поразил его в живот и пах и поверг врага, рухнувшего во весь свой ОГРОМНЫЙ РОСТ. После этого, не ругаясь над телом павшего, ОН СНЯЛ С НЕГО ТОЛЬКО ОЖЕРЕЛЬЕ И ОБРЫЗГАННОЕ КРОВЬЮ НАДЕЛ СЕБЕ НА ШЕЮ. Галлы замерли, охваченные ужасом и изумлением, а римляне со всех ног кинулись из строя навстречу своему товарищу и с поздравлениями и восхвалениями ВЕДУТ ЕГО К ДИКТАТОРУ. По войсковому обычаю тотчас стали сочинять нескладные потешные песенки, в которых послышалось прозвище „ТОРКВАТ“; потом оно пошло по устам и сделалось почетным для потомков и даже для всего рода. Диктатор вдобавок наградил Манлия золотым венком и перед всеми воинами воздал ЭТОМУ ПОЕДИНКУ высочайшую хвалу.

И точно, ПОЕДИНОК ИМЕЛ ВАЖНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ИСХОДА ВСЕЙ ВОЙНЫ: С НАСТУПЛЕНИЕМ НОЧИ ВОЙСКО ГАЛЛОВ, В СТРАХЕ БРОСИВ ЛАГЕРЬ, УШЛО в землю тибуртинцев» [58], т. 1, с. 330–331.