Читаем Царственный паяц полностью

«северянинская», самоценная, отличная от других характерно и разительно. Если

Игорь Северянин как поэт всем известен, то что еще можно добавить к

общеизвестному?

Но три книги автобиографических романов-поэм за последние (и «последние» в

кавычках) времена — это ли не знамение времен мемуаров? Это одно — объективное.

А второе, увы, субъективное, ибо

В соборе чувств моих — прохлада,

Бесстрастье, благость и покой.

Это после недавнего горделивого:

Моя любовь - падучая стремнина,

333

Моя любовь — державная река.

Ретроспективный образ личного прошлого не наступает ли с «Росой оранжевого

часа»? Но поэт идет далее в своих признаниях, и лирической слезой блестит его

строфа:

Но вскоре осень: будет немо...

Пой, ничего не утая:

Ведь эта самая поэма - Песнь лебединая твоя.

Это звучало бы совершенно трагически, если бы «лебединая песнь» относилась к

творчеству поэта, а не к его прощальным чувствам и образам былых его «принцесс».

Но именно этим отошедшим ликам поэт главным образом приносит прощальные:

...фиалки и мимозы,

Алозы, розы и крэмозы,

И воскуряет фимиам.

И это, конечно, печально, но ведь в недавно напечатанном стихотворении поэт

признал, что:

Моя жена всех женщин мне дороже.

А потому не так уже трагична «лебединая песнь»:

В тиши я совершаю мессы,

Печальный, траурный обряд И все они, мои принцессы,

Со мной беззвучно говорят...

Игорь Северянин легкий, воздушный поэт. И поэтому о нем можно так нежно-

шутливо говорить. Но было бы опрометчиво не почувствовать в последних его

произведениях действительно глубоко лирических тонов. На этом месте недавно еще

прозвучали его «Усталые строфы»:

Я так истерзался от горести вечной,

Я так нестерпимо устал,

Я так утомился от пасмурных будней,

От горя и всяких невзгод...

Это не лирическое кокетство. Это действительно усталые строфы. И устать есть от

чего. Все устали. Не спасается от усталости и поэт. Отсюда и его строки, в которых

никто бы не узнал Игоря Северянина, как такового:

Тяжелые часы сомнений,

Под старость страшные часы...

«Оранжевый час», конечно, еще не «старость», но как уйти от со- временья, когда

«издатель хам и жох»:

Искусству предпочел поленья И крыльям грёз — припрыжку блох...

А были ведь другие времена, когда «гений Игорь Северянин» диктовал свои

условия, когда на поэтических пирах:

В честь «блещущей на небосклоне Вновь возникающей звезды»

Все приглашенные светила Искусства за мои труды Меня приветствовали мило И

одобрительно. А «Гриф»

Купил «Громокипящий кубок»,

И с ним в горнило новых рубок И сечь пошел я, весь порыв.

Когда о стихах Игоря Северянина писал Федор Сологуб: «Я люблю их за их легкое,

улыбчивое, вдохновенное происхождение. Люблю их потому, что они рождены в

недрах дерзающей, пламенною волей упоенной души поэта, Он хочет, он дерзает не

потому, что он поставил себе литературною задачею хотеть и дерзать, а только потому

он хочет и дерзает, что хочет и дерзает. Воля к свободному творчеству составляет

ненарочную и неотъемлемую стихию души ею, и потому явление его — воистину

нечаянная радость в серой мгле северного дня».

334

Теперь северную мглу сменила тьма непросветная, страшные мысли о той, о

которой поэт пишет:

Моя безбожная Россия,

Священная моя страна...

В настоящем номере нашей газеты печатается «Запевка» Игоря Северянина к

новому его сборнику «Чаемый праздник»:

О России петь — что весну встречать,

Что невесту ждать, что утешить мать...

Не сменяется ли у Игоря Северянина «мороженое из сирени» куском насущного

черного хлеба - хлеба мечты о возрождении России? И кто знает, не искупит ли он

своего прошлого поэтического карнавала новыми для него часами «пасмурных будней,

горя и всяких невзгод». Быть может, с новым сборником появится и новый Игорь

Северянин, как ни трудна будет его задача. Ибо есть предметы, о которых нельзя писать

соком «апельсинов в шампанском». А нужно о них писать кровью сердца, тяжелыми,

простыми словами:

Чем проще стих, тем он труднее,

Таится в каждой строчке риф.

И я в отчаяньи бледнею,

Встречая лик безликих рифм.

С выходом в свет двух указанных новых книг стихов Игоря Северянина количество

томов его сочинений достигает двадцати. А «Колокола собора чувств» и «Роса

оранжевого часа» появились ко дню двадцатилетия поэтического творчества Игоря

Северянина. То есть каждый год признанной своей литературной деятельности Игорь

Северянин отмечал новым томом стихов. Плодовитость завидная. И если, как то

пришлось в другом месте и по другому случаю отметить, Игорь Северянин, «беспечно

путь свершая», твердо оставался до сих пор на прежнем месте, не двигаясь ни вперед,

ни назад, то теперь в его напевах стало звучать нечто новое, от «вечернего звона».

Еще невнятны эти новые звуки, и потому пока обозначим их именем далекого

благовеста «колоколов оранжевого часа».

Николаи Оцуп СЕВЕРЯНИН В ПАРИЖЕ

Северянин, уединившийся с семьей в эстонской деревне, проживший там много лет,

печатал свои стихи в прибалтийских изданиях, так что и его самого и его поэзию

успели основательно забыть в Париже, главном по эту сторону границы городе

Перейти на страницу:

Все книги серии Неизвестный XX век

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное