Царство. 1951 – 1954

— Проверка связи! — гаркнул Иван Александрович. — Это кабинет первого заместителя главного редактора газеты «Комсомольская правда?» — весело спрашивал он.

«Кремлевка» — кремлевский телефон, хотя и являлась правительственной связью, имела свои особенности. Если ранг хозяина был невысок, то начинался его номер с четверки, а значит, звонить обладатель этого номера мог только на номера, начинавшиеся с цифры четыре. Если же абонент был по положению выше, то первой цифрой в номере стояла тройка, а значит, звонить можно было всем, у кого номер с тройки и четверошникам — то есть тем, кто рангом ниже. Номер на двойку стоял на порядок выше, такими номерами пользовались и министры, и маршалы, и секретари обкомов. На единицу начинались номера членов Президиума Центрального Комитета. Алексею Ивановичу достался номер 22–24, хотя главный редактор «Комсомолки» имел номер 42–15. Теперь Аджубей мог напрямую, минуя секретарей и помощников, связаться с кем угодно из высших государственных лиц: с министрами, маршалами, работниками ЦК. Исключением остались члены Президиума Центрального Комитета, там, разумеется, были свои порядки.

Алексею Ивановичу теперь полагалась персональная машина, а не просто разгонный автомобиль, который как проклятый шнырял по городу, набитый газетчиками — черная «Победа» ожидала замглавреда у подъезда. Увидев до рези в глазах отполированную красавицу, Алексей Иванович и ходить стал по-другому, более плавно, что ли, более убедительно, как будто он вдруг стал весить не шестьдесят два, а все сто килограмм. Кроме персональной машины, как заму главного редактора ему полагался продуктовый паек из столовой лечебного питания, кремлевская поликлиника, бесплатный пансионат на выходные, словом, он перешел в разряд номенклатуры Центрального Комитета. До этого в спецполиклинике на улице Грановского, в доме отдыха, в пошивочной мастерской, да везде — он проходил как член семьи члена Президиума Центрального Комитета, а теперь — руководство!

Сидя в просторном кабинете, Алексей Иванович самодовольно улыбнулся. Ему было всего двадцать семь лет.

30 сентября, четверг

— Среди населения распространяются слухи, что Маленков племянник Ленина, — проговорил Серов.

— Как?! — не поверил ушам Никита Сергеевич. — Как ты сказал?!

— Ходят слухи, что Маленков — племянник Владимира Ильича Ленина. Девичья фамилия его матери была Ульянова, — повторил председатель Комитета государственной безопасности.

— Ульяновых у нас пруд пруди! Завтра каждый Ульянов в родственники Ленину запишется! — возмутился Хрущев. — Не иначе как Егор сам такие сплетни запускает, чтобы его авторитет рос. Вот до чего додумался!

— У него, Никита Сергеевич, и вправду авторитет растет. После выступления на Сессии Верховного Совета, когда приняли решение списать крестьянам долги, Георгий Максимилианович стал очень популярен, в народе в его честь сочиняют частушки.

— Частушки?

— «Пришел Маленков, поели блинков!» — примерно так. Бабуси на лавочках его нахваливают. Все советские успехи простые люди приписывают Маленкову.

— А я дурак дураком хожу! — взорвался Никита Сергеевич. — Каждый день ему разжевываю, что да как! Мало того, что он мои идеи за свои выдает, так вдобавок племянником Ленина заделался! Надо об этом Молотову рассказать, вот кто взбесится!

— Разрешите, я через свои каналы информацию запущу, сделаю так, чтобы Молотов и Каганович об этом не от вас, а со стороны узнали, — предложил Серов.

— И Ворошилова не забудь, он в стране крупный авторитет! Вот дела! — Хрущев не мог успокоиться. — Побыстрей запускай.

— Сделаю.

— Что мой зятек?

— Ведет себя скромно.

— Хоть зять не распи…дяй! — вздохнул Никита Сергеевич. — А Маленкова надо приструнить. Ты, Ваня, пусти слушок, что Маленков — обещалка, сельское хозяйство курировал, а кроме циркуляров, ничем не занимался, мол, демагог. Разъясни, что никчемных людей в руководство Министерство колхозов привел, дай понять, что реальная сельхозполитика формируется в ЦК, что Центральный Комитет первым за списание с крестьянина долгов выступил, и что он барчук, сказать не забудь. У нас господ не любят.

Никита Сергеевич был возмущен. Огромный портрет Ленина в его кабинете, занимавший больше чем полстены, осветило солнце. Ленин стоял на трибуне и яростно взмахивал рукой, а за ним — море флагов, море штыков, море восторженных лиц.

— Это же надо додуматься — племянник Ленина! Раньше Маленков Максимычем был, потом в Максимилиановича заделался, а теперь Ульянов! Прям обалдеть! Скоро прикажет свои портреты вместо ленинских цеплять!

Серов послушно кивал.