Царство. 1951 – 1954

Жуков кивнул. На Украине Серов работал наркомом внутренних дел, а после капитуляции Германии в ранге первого заместителя Союзного НКВД, прибыл в распоряжение Жукова.

— Министерство внутренних дел и государственной безопасности без руководителя оставлять нельзя! — подытожил Хрущев.

— Почему Серов? — высказал неудовольствие Георгий Максимилианович.

— Серов — человек из органов, в системе ориентированный. Сейчас надо хвосты прижать, он это умеет, — объяснял Никита Сергеевич. — На местах, в областных управлениях МВД, еще много бериевских прихвостней, а может, и активных сторонников. Серов для них палкой будет, ведь он не абы кто, а генерал-полковник госбезопасности. Некоторых своим появлением нейтрализует, а тех, кто взбрыкнет, раздавит, как клопов. И потом, многие здесь Ивана Александровича лично знают, и товарищ Булганин тоже, вот что я имею в виду. На первых порах можно утвердить его исполняющим обязанности.

— Не уверен, — запротестовал Молотов.

— Ну, тогда, Вячеслав Михайлович, сами госбезопасность возглавляйте! — нахмурился Жуков. — И сами командуйте!

— Временно Серова можно, — пожал плечами Ворошилов. — На месяц, на два, а там поглядим.

— То, что товарищ Жуков Берию на свободу не выпустит, это факт, но и то, что товарищ Серов порядок в органах наведет, дисциплину подтянет, а кого надо и под зад коленом, тоже ясно, — снова заговорил Хрущев. — Церемониться сейчас не следует, а значит, и оглядываться, что скажут, что подумают, не надо — действовать надо! Предлагаю проголосовать за Серова, как за временно исполняющего обязанности министра внутренних дел и государственной безопасности.

— Мы, по-твоему, в ресторане голосовать должны? — поморщился Молотов.

— Время не ждет, тем более что большинство членов Президиума здесь.

— Я — за! — высказался Хрущев, и первый потянул в верх руку.

Булганин поднял руку следом. Микоян мгновенно поддержал хрущевское предложение. Все, даже те, кто сопротивлялся назначению, подняли руки.

— Теперь о Берии, — продолжал Хрущев. — Считаю, что Берии надо в кратчайшие сроки обвинение предъявить. Пленум Центрального Комитета созвать, обстановку коммунистам доложить. Обличим Берию, как изменника Родины, готовившего государственный переворот. Такие данные имеются, правильно, товарищ Жуков?

— Есть неопровержимые факты.

— Очень важно с Берией не тянуть, — уточнил Маленков. — При Сталине он был не меньший каратель, чем Ежов.

— Сталина трогать не будем! — рыкнул Молотов.

— Дыма без огня не бывает, — заметил Хрущев.

— Я категорически против критики Сталина. При всех негативных явлениях при Сталине было много хорошего. И вера у народа в товарища Сталина безграничная, это и его похороны показали, — заявил Каганович.

— Критика Сталина прямиком ударит по членам Президиума, по тем, кто все эти годы стоял рядом. А кто стоял? Мы стояли. Значит, за сталинские прегрешения нам отвечать, — высказался Ворошилов.

— Берия — тот сволочь зажравшаяся, а Сталин целые народы в единое государство сплотил! — не унимался Каганович.

— Особенно евреев сплотил, — глядя на Кагановича, прищурился Булганин.

— Я говорю о месте Сталина в истории, а не о частностях! — ответил Каганович. — Проще всего грехи на мертвеца свалить!

— Берию предлагаю расстрелять без суда и следствия, немедленно! — с ожесточением высказался Молотов.

— Вроде как при попытке к бегству, — поддакнул Маленков.

Булганин надулся и уставился на Хрущева — что скажет тот.

— Эту язву надо хирургически вскрыть, гниль выпотрошить, чтобы по ночам люди спали спокойно, не вздрагивали при каждом шорохе. Ведь у нас процветала порочная система, при которой следствие, обвинение, правосудие и наказание сосредоточенны были в органах государственной безопасности. Тот, кто органами руководит — тот Бог. Вот и завелись у нас и боги, и божки, и не знаю кто еще. В результате НКВД, как гидра, пророс сквозь живой организм и парализовал его. Никто особо не разбирался — виновен, не виновен, следователь пишет «виновен», и делу конец. Ни прокуроры стали не нужны, ни судьи, тройками приговоры выносили и тут же приводили в исполнение. Все ходили под подозрением, все были потенциальные заключенные. Как тут жить?! У нас не Правительство страной управляло, а ГУЛАГ управлял! Недопустимая вещь, опасная! — определил Хрущев. — В этом огромная вина Лаврентия. Это первое. И второе, то, что только сейчас выяснилось. Лаврентий любой ценой рвался к власти, хотел и нас ликвидировать! Он на заслуги не смотрел, мы ему под ногами мешались. И ликвидировал бы, если б его не опередили. Такое прощать нельзя. Государство должно жить открыто, не пугать народ, а объединяться с ним. Притворство, ложь и насилие — это не для коммунистов!

— Хорошо, что Лаврентий в тюрьме! — вздохнул Маленков. — Предлагаю отдыхать. Завтра соберемся и обстоятельно поговорим. В целом предложения Никиты Сергеевича разумны. — Премьер-министр вышел из-за стола и удалился.

— Машину товарища Маленкова к подъезду! — раздался снизу истерический возглас.

— И я поеду, — проговорил Вячеслав Михайлович. — Всем привет!