Не проходило дня, чтобы Никита Сергеевич не встречался с Лаврентием Павловичем. Берия часто подхватывал Хрущева, и они уезжали вместе, а потом подолгу беседовали, разгуливая напротив качаловского особняка министра, а когда ехали за город, вышагивали вдоль дороги, оставив машины при повороте на Огарево. И вот Берия арестован, первый Почетный гражданин Советского Союза, человек, чье имя гремело в СССР, стояло в одном ряду со Сталиным, Молотовым и Маленковым, личность, которой доверили обороноспособность государства, кто после смерти вождя, сделался главным вершителем и высшим судьей. Берия затмил всех. Вытянутое лицо майора Букина сделалось совершенно растерянным. Не только Букин, но и весь штат Московского горкома партии затаился. В коридорах повисла гробовая тишина. Многие решили, что Хрущева, как ближайшего соратника Берии, постигнет трагическая участь. Кто-то заблаговременно собрал вещи, готовый при первой же возможности улизнуть из учреждения, чей руководитель был близок к низвергнутому маршалу. Особенно ясно обстановку оценивало среднее звено, кто так или иначе знал о тесной дружбе Берии и Хрущева. Аресты помощника Никиты Сергеевича, его секретаря и начальника горкомовской канцелярии усилили беспокойство. Заведующий отделом капитального строительства выпил сверх меры сердечных капель и, одурманенный лекарством, сидел, обхватив голову руками. Он только-только получил ордер и готовился переселяться в высотку на Котельнической набережной, можно сказать, жизнь удалась, а тут такое!
Дверь приемной открылась, и окруженный кольцом охраны, в помещении появился Хрущев.
— Как ты здесь, Андрюха? Перетрухал? — обратился он к прикрепленному.
— Немного! — вставая, ответил Андрей Иванович.
— Мы тоже струхнули, — во весь рот улыбался Хрущев, большим и указательным пальцами показывая, насколько струхнул, — но только самую малость!
Вчера, после «Праги», его «ЗИС» проехал по улице Качалова, притормозил на углу особняка министра внутренних дел, где несколько минут назад армейские подразделения закончили расправу с бериевской охраной. Подгоняемые властными окриками, дворники суетливо заметали с тротуара разбитые стекла, щепки, гильзы, обрывки бумаги, присыпали песком бурые пятна крови. На долю защитников злополучного особняка выпала тяжелая участь: всех их без исключения, и тех, кто оказал сопротивление, и тех, кто сдался добровольно, и раненых, и уцелевших, вывели на улицу и прямо во дворе, у замшелого кирпичного забора порешили. Били из пистолетов прямо в голову, не церемонились, приказ был предельно ясен — уничтожить!
Дворники прилежно выскребли следы отчаянной борьбы, и скоро все вокруг стало как прежде — неброско, аккуратно. Никита Сергеевич обозрел улицу, где за каменной стеной, одной стороной выглядывая на дорогу, прятался трехэтажный особняк павшего министра, и махнул водителю — поезжай!
По распоряжению маршала Жукова военные орудовали повсюду. Бериевские ставленники были отстранены от должностей и взяты под стражу.
Когда Никита Сергеевич скрылся за дверью кабинета, офицеры личной охраны рассредоточились по приемной. Двое уселись на стульях возле дверей, один плюхнулся на кожаный диван, стоящий напротив окна, начальник выездной, оседлав свободный стул, устроился поближе к секретарскому столу, за которым теперь управлялся майор Букин, еще двое остались снаружи. Охрана членов Президиума всегда была вооружена, но сегодня оружие особенно бросалось в глаза — рукоятки пистолетов опасно выглядывали из-под расстегнутых пиджаков. Трое держали в руках автоматы. Старший по выездной заткнул один пистолет за пояс, а другой, на тоненьких кожаных ремешках болтался под мышкой. В хрущевском сопровождении работало по шесть человека в смену, но со вчерашнего дня смены объединили, и Никита Сергеевич шествовал в сопровождении аж двадцати вооруженных головорезов. Легковые автомобили были заменены бронированными. Предусмотрительный Рясной, кто при заступничестве Никиты Сергеевича и при Берии удержался на посту начальника Главного управления охраны велел положить в багажник каждой хрущевской машины по пулемету и по ящику гранат.
— Вас Фурцева спрашивала, и товарищ Булганин искал, — отрапортовал Андрей Иванович.
— Фурцеву зови, и пусть чай несут с бутербродами.
Никита Сергеевич расположился в дальнем конце кабинета у круглого столика.
— Вашего помощника, секретаря и начальника канцелярии забрали, — глядя исподлобья, сообщил Букин.
— Ненадежные люди, — объяснил Хрущев. — Работали на два фронта. Тем, кто честно трудится, бояться нечего, а тем, кто двурушничал, уж извини, жопа! Нам Андрюша, с предателями не по пути! — Секретарь ЦК в упор посмотрел на подчиненного.
На Фурцевой было темно-зеленое с мелкими крапинками золотистых блесток платье, и еще поражала прическа: на этот раз русые волосы не спадали на плечи плавной волной, а были уложены в форме короны.
— Чего вырядилась? — оглядев заместителя, спросил Никита Сергеевич.
— День рождения у мамы, гости вечером придут.