Царство. 1951 – 1954

— Дома модничай, а тут нечего, тут комитет партии! Садись! — Хрущев с раздражением ткнул в сторону рабочего стола.

Екатерина Алексеевна послушно села.

— И от меня маму поздравь, — потеплел Никита Сергеевич. — Я тут бутерброды ем, ничего?

— Кушайте на здоровье!

Утеревшись салфеткой, Хрущев перебрался на рабочее место.

— Рассказывай, Катя!

Екатерина Алексеевна грациозно положила перед собой тоненькую папочку.

— Как вы велели, я Ланскую с новорожденной дочкой на Горького прописала. В тот же день сотрудники Министерства внутренних дел квартиру досконально осмотрели, даже воздух специальными приборами проверили, начали мебель завозить. В подъезде выставили милицейский пост. Лаврентий Павлович квартирой остался доволен, — Фурцева вскинула на Хрущева свои бездонные глаза.

— Тамбовский волк ему товарищ! Он чуть нас не переубивал, еле успели вывернуться, опередить его. Берия хотел руководство страны арестовать, переворот готовил.

— Его все боялись, — побледнела Фурцева.

— И я боялся, — признался Секретарь ЦК, — поэтому дружбу изображал. Но видишь — живой!

— Что с квартирой делать будем, Никита Сергеевич?

— С какой квартирой?

— Куда я Ланскую с малышкой прописала, для Берии которая.

— Ничего не делать! — пробормотал Хрущев. — Раз прописала, то — прописала, поменьше об этом трепись. Мы, Катя, не людоеды, мы должны людям пример показывать, поняла?

— Поняла, Никита Сергеевич. Милицейский пост, что в подъезде стоял, уже сняли.

— Кому он нужен, пост этот? В Москве по улицам разбойники не разгуливают.

Никита Сергеевич присматривался к красавице-заместителю.

— До чего ж ты хороша, Катя, просто глаз не оторвать!

Екатерина Алексеевна смутилась. Она действительно была хороша, тут двух мнений не существовало. Платье с еле уловимыми блестками было чересчур приталено, выигрышно подчеркивая манящие женские прелести, и еще эти фиолетовые лакированные туфельки на каблучке эффектно смотрелись на ножках. А про ножки и говорить не приходилось, точеные ножки, прямо загляденье! Часто она надевала юбку покороче, чтобы ее изящные ножки сводили мужчин с ума, бросали в дрожь и в холод. — От тебя скоро все мужики чокнутся! — погрозил пальцем Никита Сергеевич. — Будь скромнее!

Фурцева опустила глаза. Катя всегда была ему симпатична.

— Тебя, Катерина, рекомендовал на Москву. Вместо меня первым секретарем горкома пойдешь, — сообщил он.

— А вы куда же? — изумилась Екатерина Алексеевна и всплеснула своими прелестными руками.

— Я в Центральный Комитет. Сосредоточусь на партийной работе, а то, не ровен час, задурят коммунистам головы, всех попутают. Принимай горком!

— Без вас туго будет! — только и вымолвила второй секретарь.

— Хочу тебя в Президиум рекомендовать.

Фурцева встала.

— Я такого доверия не заслужила!

— Заслужила, заслужила! — отмахнулся Хрущев. — Станешь Москвой командовать, ты девка умная!

Потрясенная Екатерина Алексеевна, точно о чем-то умоляя, сложила на груди белоснежные руки и замерла от счастья — она и без высоких должностей обожала своего Никиту Сергеевича!

— А бериевские пусть живут, — вспомнив про возлюбленную и дочку Лаврентия, добавил Никита Сергеевич. — Страна от этого не обеднеет.

Фурцева кивнула.

— Пока не позабыл, вот о чем хотел сказать. Новый стадион Москве нужен. Не стадион, а дворец спорта! Грандиозный, современный, где вместились бы десятки тысяч болельщиков. Больше, чем в Париже стадион, больше, чем в Лондоне — самый большой! — чтобы капиталисты от зависти лопнули. И надо, чтоб находился он неподалеку от центра, — уточнил Никита Сергеевич. — Давай подумаем и найдем ему место. Если за пару лет такое чудо появится, какая радость москвичам будет! — Хрущев мечтательно закатил глаза. — Разыщи ему место, Катя!

— Найду.

— И жилье из вида не упускай. Жилье — самая что ни на есть болевая точка! Москва не резиновая, а народ сюда со всех концов лезет. За прошлый год население на триста тысяч выросло, а жить где? Надо во всю силу строить! — поддал рукой Хрущев. — И еще усвой, что строить надо по-современному, тогда толк будет. Я не против дерева и не против кирпича, но у нас появился прочный, удобный, быстрый материал — железобетон, а мы к дереву с кирпичом приросли! Квартирами мы должны всех нуждающихся обеспечить, из бараков и коммуналок в человеческие условия переселить. В этом, Катя, и заключается социализм — в справедливости и равенстве!

— Жилье, Никита Сергеевич, я под самый пристальный контроль возьму.

— И еще! — Хрущев поманил женщину ближе. — Когда мое место займешь, смотри, между начальниками не забегайся, от головокружения не потеряйся!

— Вы для меня самый главный начальник! — вставая и снова прижимая руки к высокой груди, клялась Екатерина Алексеевна.

— Сядь ты! Это ты сейчас так говоришь, а как кто поважней в ладоши хлопнет, сломя голову полетишь, известное дело!

— Не-е-ет! — запротестовала Екатерина Алексеевна.

— Главное, формализма не допускай. Формализм из человека мумию делает.

— Зря вы на меня наговариваете! — обиделась Фурцева. — Я не такая. Я с вас пример беру.