Царство. 1955–1957

Никита Сергеевич углядел в обаятельном делегате толковость, стал двигать дальше, тем более что человеческие и рабочие качества у молодого коммуниста, безусловно, имелись. Скоро Леонид Ильич занял заметную должность в Днепропетровском областном комитете партии. И в войну, в первый, самый тяжелый ее год, когда людей разбросало и измордовало безжалостное наступление фашистов, их снова свела судьба: Хрущев был утвержден членом Военного Совета Южного фронта, где в 118 армии начальником политуправления был бригадный комиссар Брежнев. Показал себя молодой полковник похвально, не боялся бывать на передовой, был доступен солдатам, любили его и офицеры, уважал командующий армией. При первой же возможности Никита Сергеевич вернул Брежнева на партийную работу, поручив руководить сначала Запорожьем, а потом флагманом советской металлургии — Днепропетровской областью. Когда понадобился руководитель в Молдавию, Хрущев, отвечая перед Сталиным за новую советскую республику, порекомендовал туда обаятельного Леонида Ильича. На послевоенных пленумах Центрального Комитета и партийных совещаниях на Брежнева с особым вниманием смотрел сам отец народов, несколько раз интересовался у Хрущева — как Брежнев, справляется? Никита Сергеевич дал самые лестные характеристики. В конце концов «красивого молдаванина» перевели в Москву — Сталин включил Леонида Ильича в список Президиума и выдвинул Секретарем Центрального Комитета. Олимп был взят. Да только недолгой оказалась радость, правитель умер, и вожди, которые приняли руководство, выставили новичков за порог, выбросили, растоптали. Но благодаря Никите Сергеевичу Леонид Ильич снова в столице, восстал из пепла, возродился, точно таинственная птица Феникс. Брежнев помнил, кто его благодетель, служил ему верой и правдой. Каждое хрущевское слово, каждое пожелание, даже намек считались безусловным приказом и исполнялись безукоризненно. Брежнев из кожи лез, только бы угодить Первому Секретарю, не расстроить, не огорчить.

«Дай бог здоровья Никите Сергеевичу Хрущеву!» — именно такими словами начинались и заканчивались любые застолья у Леонида Ильича. Он всякий раз, к месту и не к месту, упоминал своего покровителя, при этом обязательно вставал, высоко поднимал бокал и зычным голосом, совершенно искренне, так как сам абсолютно верил в то, о чем говорил, провозглашал: «За родного Никиту Сергеевича!»

Видимо, с легкой брежневской руки каждое застолье у руководства начиналось и заканчивалось теперь подобными заветными словами:

«За любимого Никиту Сергеевича!»

«Еще раз выпьем за товарища Хрущева!»

«Богатырского здоровья, счастья, нашему дорогому Никите Сергеевичу!»

«Дай Бог, жить ему до ста лет!»

— Нет для меня человека ближе и авторитетней, чем Никита Сергеевич. Я с ним до гроба! — говорил жене Брежнев.

31 июля, вторник

31 июля распахнул двери Центральный государственный стадион «Лужники» имени Владимира Ильича Ленина.

Имя вождя революции стало все чаще появляться на слуху. То заводу-гиганту громкое имя присвоят, то металлургическому комбинату дадут, то республиканскому кардиологическому санаторию, то образцовой пионерской дружине. Во весь голос заговорили об Ильиче партийные работники, его стали прославлять в газетах, в книгах, славить в кино. Разоблачив неприглядную деятельность Иосифа Сталина, Никита Сергеевич дал четкое указание восстановить историческую справедливость, вернуть Ленину законный ореол славы, ведь за последние двадцать лет, только и слышали: «Сталин, Сталин!» Не укладывалось в голове, что колхозов имени Сталина в двадцать раз больше, чем ленинских колхозов! Да чего уж, Сталина, колхозов имени Молотова в несколько раз больше ленинских. А ворошиловских сколько? Тоже поболее ленинских будет. Позабыли Владимира Ильича, ох, позабыли!

— Я за славой не гонюсь, потомки пусть заслуги оценивают. Если заслужим честной работой, то может, и вспомнят наше имя и что-нибудь им назовут, — рассудительно заявил Хрущев. — А вот про Ленина забывать негоже, Ленин — наша путеводная звезда!

Фурцева внесла на Президиум предложение присвоить стадиону «Лужники» ленинское имя.

Открытие стадиона приурочили к старту Первой Спартакиады народов СССР, которую решили каждые три года проводить в столице. В противовес мировым первенствам Спартакиада народов СССР становилась для союзных республик главным спортивным событием — самым почетным, самым исключительным.

Еще не все в «Лужниках» довели до блеска, но мелочи не пугали, празднование задумывалось с размахом, с гуляниями, с салютом. С раннего утра потянулись на стадион люди: с любопытством осматривали они массивные здания спортивных сооружений, прогуливались по благоухающим аллеям, с высокой гранитной набережной любовались Москвой-рекой, радовались, что в центре города возник дивный стадион-парк. День этот станет для «Лужников» волшебным — стадион оживет, задышит и с этого дня будет дарить людям радость, расцветая в своем грандиозном великолепии. Ровно в полдень забьется неспокойное сердце — спортсмены и зрители вдохнут в стадион жизнь.