Царство. 1955–1957

Физическая культура в СССР не была развлечением, а сделалась делом государственной важности. Если молодой человек хорошо физически подготовлен, вынослив, значит, в отличие от неуклюжего, физически неразвитого подростка, из него получится крепкий солдат, надежный защитник отечества, ведь ясно, что физически крепкий парень быстрее одолеет врага. Спорт и военная подготовка стали неразделимы. Стрельба в цель из винтовки — спорт, стрельба из пистолета — соответственно, метание в цель гранаты — так же. Спринтерский бег, марафон, многокилометровые походы с ночным ориентированием на местности, которые проводились в любое время года, тоже отнесли к спортивным состязаниям. Зимой устраивали чемпионаты по беговым лыжам, лыжи разумно объединили со стрельбой из винтовки, назвав зимним двоеборьем. Прыжки с парашютом, плавание, борьба, вождение автомобиля, верховая езда — всем этим занимался Государственный комитет по физической культуре и спорту. Советскому гражданину в обязательном порядке нужно было иметь хорошую физическую подготовку, чтобы выносливее, отважнее выполнить любой приказ Родины. В школах играли в разведчиков, в красных командиров. Из учащихся формировали сводные школьные батальоны, которые уходили в многодневные походы. Нередко школьники ночевали в палатках, а иногда — в чистом поле. Дети верили, что помогают взрослым защищать отчизну, караулить диверсантов, врагов родной страны.

«В одну из ночей, когда в Москву шли поезда с делегатами Съезда партии, — рассказывал Алексей Иванович Аджубей, — сводный лыжный батальон 478-й школы занял позиции вдоль полотна Павелецкой железной дороги. Мы жгли костры на высокой насыпи, грелись в их пламени и верили, что охраняем старших товарищей от вражеских диверсий».

Спорт — это мир, но за мир надо бороться!

В государстве появилась спортивная газета. Чемпионы превозносились, они стали героями, любимцами народа. Вот и сегодня на открытии Спартакиады по стадиону вышагивали самые известные спортсмены. Кто же из них станет лучшим на этот раз?

Екатерина Алексеевна сидела между Хрущевым и Булганиным. Николай Александрович похвалил ее за стадион.

— Мои кадры! — кивая на Фурцеву, самодовольно проговорил Никита Сергеевич.

Фурцева радовалась, что справилась, не подвела. Сердце ее стучало звонко, глаза светились. Никита Сергеевич грозился дать ей награду. И хотя Екатерина Алексеевна находилась в окружении первых лиц государства, она нет-нет, а поглядывала в сторону, отыскивая Советского посла в Югославии, Николая Павловича Фирюбина. Однажды он перехватил ее быстрый взгляд, улыбнулся краешком губ и снова стал смотреть вниз, на парад участников.

Первые ряды трибун были переполнены журналистами и не только советскими — вот уже три года, как иностранных журналистов стали допускать на все значительные мероприятия, даже в Кремль их теперь пускали. Раньше иностранец казался человеком с другой планеты, диковинкой, вызывал неподдельный интерес и в то же время считался врагом. Даже за случайный разговор с иностранцем надо было отвечать на вопросы сотрудников Министерства государственной безопасности, а сегодня любого иностранца можно свободно разглядеть, дотронуться рукой! Иностранцев перестали бояться, их звали в гости, готовы были чуть ли не на руках носить. Из самой закрытой столицы мира Москва в одночасье сделалась самой открытой!

Спортсмены шли и шли, людское море на трибунах бушевало.

4 августа, суббота

Жарко. Николай Александрович, размышлял, что бы сегодня надеть. Открыв шкаф, он наткнулся на позабытый пиджак, снял его с вешалки и залюбовался:

— Хорош!

Отличный летний пиджак в тонкую синюю полоску. В свое время маршал придирчиво выбирал на него материал, а после пригласил маститого закройщика Зингера, знающего назубок все сильные и слабые стороны булганинской фигуры. Пиджак вышел на славу, да только мало его хозяин поносил: в прошлом году разок надел, а в этом — командировка за командировкой, совсем пиджачок на вешалке зависелся, а осень не за горами, придут дожди, задуют холодные ветра и будет не до льняных пиджаков. Николай Александрович любовно провел ладонью по широким лацканам и ловко, в одно движение, набросил пиджак на плечи.

— Все стало вокр-у-уг голубым и зеле-е-н-ы-ым, в ручьях забурл-и-и-ла, запела вода-а-а! — напевая маршал, прохаживаясь по комнате. Он сунул руки в карманы, потом вынул, ощупал ткань, убеждаясь — ткань что надо!

— Вся жизнь потекла-а-а по весенним зако-о-на-ам, теперь от любви-и-и не уйти никуда, не уйти никуда, никуда-а-а! — с усердием выводил Николай Александрович, красуясь перед зеркалом и пытаясь застегнуться, но застегнуться не получалось, средняя пуговица не хотела застегиваться, полы пиджака не сходились на животе. Булганин крепче и крепче тянул, наконец кое-как застегнулся, но вещь напрочь изменила геометрию и уже никак не украшала фигуру.

— Мал! — обреченно выдавил председатель правительства. — Вот черт!