Царство. 1955–1957

— Я не помню, чтобы один туда выезжал. А совместно, по поручению товарища Сталина, было несколько раз, в присутствии товарищей, которые и здесь сидят.

— Я тоже здесь сижу, но я не выезжал и не знаю, кто выезжал! — повысил голос Хрущев.

— Ты у нас чист совершенно, Никита Сергеевич! — покорно отозвался Маленков. — Еще раз подчеркну, следствие по «ленинградскому делу» вел Абакумов, — продолжал он. — Я к этому никакого отношения не имел, и как был организован процесс не знаю, это было целиком дело органов.

— Вы были Секретарем ЦК!

— Да.

Голос:

— Кузнецова арестовали по выходе из Вашего кабинета!

— Совершенно правильно. К моему стыду, ряд лиц был у меня, я не отрицаю. Здесь всем известно, что аресты производились по решению соответствующей инстанции, то есть с ведома исключительно товарища Сталина. Я теперь вместе с вами возмущаюсь и считаю себя виноватым. Это абсолютно верно.

— Расскажите.

— Что рассказать?

— Коммунисты шли в ЦК как в святая святых и пропадали там навсегда!

— Навеки!

— Я осуждаю это. Вы решите, я готов понести наказание. Еще раз повторю, все делалось по личному указанию Сталина, без него ни один вопрос не решался.

— Напрасно сваливаете на покойника! — выкрикнул Брежнев.

— Надо по существу говорить! — вторил Секретарю ЦК комсомолец Шелепин.

— Я отвечаю по существу. Я абсолютно никакого отношения к организации какого-либо наблюдения за маршалами, министрами, за подслушиванием и всем прочим не имел, так как я сам прослушивался. Это также установлено. Моя квартира прослушивалась.

— Неправда! — оборвал Жуков.

— Это можно доказать. То, что я говорю, можно комиссией, выделенной Пленумом, проверить и потом доложить. Я утверждаю: абсолютно никакого отношения к организации наблюдения я не имел.

— Георгий, ты не подслушивался! — поддержал Жукова Хрущев. — Мы жили с тобой в одном доме, ты на 4-м, а я на 5-м этаже, а маршал Тимошенко жил на 3-м, и установлена аппаратура была выше, над моей квартирой, но подслушивали Тимошенко.

— Пускай не подслушивали меня, какое это имеет значение? — развел руками Маленков.

— Это имеет значение! — ответил Хрущев. — Получается, ты выступаешь вроде как пострадавший вместе с Жуковым и Тимошенко, а фактически этого не было.

— Нельзя ли пояснить Пленуму, почему вы организовали заговор в Президиуме? — спросил Мжаванадзе.

— Никакой не заговор! Обстановка сложилась такая, что товарищ Хрущев в нарушение всех наших обычаев, всех правил стал самостоятельно выступать с важнейшими заявлениями перед партией и страной. Члены Президиума — один, другой, третий, а в данном случае семь человек, высказали ему свое отношение. И товарищ Хрущев это признал.

— Сложилась антипартийная группа! — воскликнула Фурцева. — Они не хотели никого слушать!

— Не группа, а большинство! — с места возразил Молотов.

— Никакой группы не было! Это мерзость, так говорить! — закричал Ворошилов и взволнованно замахал руками. — В Президиуме было большинство!

— Да, большинство! — повторил Маленков.

— Ты сам, Георгий, не знаешь, что говоришь! Сейчас запутался и раньше путался! — отрезал Хрущев. — Даже я лучше знаю, что происходило. А происходило вот что: когда допрашивали в тюрьмах людей, Георгий Максимилианович приезжал туда и свято верил, что они виновны. Он ласково разговаривал с ними, выспрашивал, советовал признаться, сказать правду, угощал чаем с сахаром. Сколько несчастных доказывали ему, что не виновны, сколькие реально обосновывали свою невиновность, приводя убедительные доводы, говорили, что кроме наговоров, никаких других доказательств их вины нет. Просили помощи, умоляли доложить товарищу Сталину. Никто им не помог, ни Маленков, ни Сталин. А сами обвинения? Георгий Максимилианович их вдумчиво прочитал? Думаю, нет. Мы сегодня читаем и поражаемся — вопиющие измышления! Неужели никто этого не видел или не хотел видеть? — уставился в зал Хрущев. — И что? И ни-че-го! Если не признаются арестанты, значит надо их бить, пытать, пока не сознаются, а к доводам здравого смысла товарищ Маленков почему-то не прислушивался. Как товарищ Маленков из тюрьмы уезжал, заключенных начинали избивать и мучить. Зато товарищ Маленков, удовлетворенный собственной работой, ложился на бочок и спокойно засыпал!