«Президиум Верховного Совета СССР отмечает, что в деле присвоения административным центрам, предприятиям, колхозам, учреждениям, учебным заведениям имен советских государственных и общественных деятелей были допущены крупные перекосы и отступления от ленинских традиций, — говорилось в тексте Указа. — Великий Ленин учил советских людей быть скромными и сам был образцом скромности и простоты, непримиримым противником возвеличивания его имени. «Вы не можете представить себе, — говорил он, — до какой степени неприятно мне постоянное выдвигание моей личности». При жизни В.И. Ленина имя его не присваивалось ни одной области, ни одному району или городу.
Впервые его имя было присвоено после его смерти городам Ленинграду и Ульяновску в знак огромной любви народа к своему вождю и учителю и в целях увековечивания его памяти.
Президиум Верховного Совета постановляет: считать целесообразным произвести переименование областей, районов, городов, поселков, сел, предприятий, колхозов, учреждений и организаций, которым присвоены имена ныне здравствующих государственных и общественных деятелей.
Указанные переименования производить в каждом отдельном случае в соответствии с настоящим Указом.
Считать утратившими силу ранее принятые по этим вопросам законодательные акты».
Турция, которая находилась в союзнических отношениях с Англией и Францией, сосредоточила войска на границе с Сирией. В любой момент турецкая армия могла перейти в наступление и оккупировать Сирийское государство. СССР, связанный с Сирией договором о дружбе и взаимопомощи, выразил Турции протест, к берегам Египта выдвинулись советские военные корабли. Маршал Жуков был настроен воинственно. На Президиуме ЦК Микоян всячески сдерживал маршала, склонял добиваться компромиссных решений дипломатическими усилиями. Жуков негодовал.
— Надо бить! В начале года Греция дала согласие на размещение у себя ракет, направленных против России! Теперь Сирии и Египту угрожает. Завтра придут нам голову рубить!
Микоян стоял на своем, Хрущев его поддержал, сказал, что ракеты в Греции так и не разместили и что следует действовать деликатно.
— Нам, Георгий Константинович, военные конфликты не нужны, передергивать не будем! — увещевал Анастас Иванович.
— Передергивать?! — подскочил на месте Жуков. — Подбирайте слова, Анастас Иванович! Мы с вами не в карты играем!
Жуков уверял, что за три дня он опрокинет турок, но маршала не поддержали. Он нервно теребил блокнот.
— Головотяпы! — ругался полководец, хищно поглядывая на Серова, которого после окончания Президиума позвал к себе. — С кем приходится работать? Сталин, тот на лету схватывал, а у этих — узкие лбы! Губошлепы! Надо что-то делать, Иван!
— Что предлагаете, Георгий Константинович?
— Просрут социализм, страну просрут! — кипел маршал. — Ты, Иван, все приспосабливаешься, все на цыпочках ходишь, а посмотри на них — стыд и срам! Если б не я, хана бы Хрущеву.
— Знаю, Георгий Константинович.
— А для него мои предложения пустой звук. Больше заступаться не стану! Как может руководитель великой страны быть такой мямлей?! Ты меня случайно не пишешь? — маршал уставился на председателя КГБ.
— Пишу? Вас? Не пишу! — замотал головой генерал.
— Определись, Ваня, с кем ты, а то поздно будет!
Полночи Иван Александрович не мог заснуть, не шел из головы разговор с Георгием Константиновичем. Он ворочался, вздыхал. Аня придвинулась к мужу и потрогала лоб.
— Ты не заболел, Ванечка?
— Нет.
— Случилось что?
— У маршала был, у Жукова, — супруг тяжело вздохнул. — Он такого наговорил!
— Что?
— Против правительства, — прошептал Иван Александрович. — И меня спрашивал, ты с кем?
Аня прижалась к мужу.
— Что делать, не знаю!
Они долго лежали, не разговаривая.
— Зинуля как?
— По папе скучает, — подняла лицо Анюта и поцеловала супруга в губы.
Серов обнял жену крепче.
— Ты у меня сильный!
— С кем говорить, с кем советоваться? Не с кем! Надо к Хрущеву идти, рассказывать.
— Иди, — прошептала Аня.
Брежнев хотел закричать в трубку, заорать во весь голос, но только и выдавил:
— Понял!
Ракета Р-7 взлетела, но полетела абсолютно не туда, куда требовалось.
— Никогда Королев не сделает ракету, никогда не будет у нас надежной космической техники! — простонал Леонид Ильич.