Царство Агамемнона

Тем более, – согласился я с Кожняком, – искать еще есть где. На первом же допросе Жестовский показал, что была сделана одна закладка, так что всего он получил четыре экземпляра, последний оказался почти слепой, хотя якутка и печатала на папиросной бумаге. Собственно, был и пятый – сама рукопись, с которой она и перепечатывала.

Во время обысков эти пять экземпляров, каждый именно там, где указал подследственный, были найдены и приобщены к делу как вещественные доказательства. А дальше, спустя несколько лет, среди других вещдоков, не представляющих для страны ценности, уничтожены.

Конечно, – продолжал я, – нельзя исключать, что в тех томах следственного дела по «Царству Агамемнона» – их две с половиной сотни, а я получил пока из архива лишь тридцать – найдутся отдельные главы или даже полный черновой вариант романа, на что мы все и надеемся, а вот насчет другого – что какой-то экземпляр Жестовский скрыл от следствия, – тут я бы не питал иллюзий.

Во-первых, он просто был другой человек, а во-вторых, пусть даже якутка сделала не одну, а две закладки, и контрольный экземпляр зарыли в лесу до лучших времен, – прошло уже семьдесят лет, и пока ничего не всплыло. Значит, если он где и лежит, то так там и останется, выкопать его некому. Короче, он уже не объявится. Отсюда значение мясниковских выписок. Ничего другого нет. Лишь они дают возможность понять, из чего родился роман. Тем не менее вопрос, публиковать их или не публиковать, стои́т.

Дело в том, что ведь можно напечатать и всю «Философию убийства», а не ее отдельные фрагменты. Рукопись эта в высшей степени необычна и, несомненно, привлечет внимание. Тем более что раз «Царства Агамемнона» у нас в руках нет, ее можно представить именно что за продолжение «Карамазовых», для чего немало оснований.

Но сначала, кто и где ее написал и ее полное название. На обложке читаем – «Философия убийства, или Почему и как я убил Михаила Романова». В принципе это во всех смыслах самая настоящая исповедь. Книга написана от первого лица и строго документальна. Автор – бывший член ЦК партии большевиков, один из лидеров так называемой Рабочей оппозиции Гавриил Мясников. По всей видимости, Мясников работал над ней в начале тридцатых годов, когда, бежав из Советской России, после нескольких лет скитаний осел во Франции.

Теперь о Мясникове чуть подробнее. До революции большевик и боевик – на Кавказе экспроприациями занимались Сталин и Орджоникидзе с товарищами, на Урале – группа Лбова и Мясникова. Мясников – организатор ряда дерзких и успешных экспроприаций, в частности в Перми. Потом – арест и суд. Чудом избежав столыпинского галстука, он отправляется на каторгу, после побегов будет отбывать приговор в самой страшной каторжной тюрьме дореволюционной России – Орловском централе.

В Орле Мясников отсидел четыре года и, как и другие политические, вышел на свободу после Февральской революции. Возвращаясь к тюрьме: весь срок – одиночное заключение и чтение запоем. В тюрьме хорошая библиотека, много дарителей с воли, кроме того, кто сидел, так принято, оставляет товарищам, которые придут на его место, свои книги. То есть тюрьма во всех смыслах – его университеты.

Среди того, что Мясников по многу раз и буквально с карандашом в руках прочитал, – Библия, русская классика, кроме того, очень много философской литературы, в первую очередь, конечно, немцы. Всё это необходимо помножить на острый, весьма самостоятельный ум и на предельно неординарный жизненный опыт. В ЦК партии он до двадцать второго года. Потом, когда делается ясно, что со дня на день его арестуют, Мясников бежит из России. Сначала в Иран. Там арест и тюрьма, из которой он тоже бежит. Потом Турция – новый арест и новая тюрьма, но Мясников бежит и из нее.

В Стамбуле – правда, я не смог выяснить, до или уже после побега – он встречается с Львом Троцким, но ни о чем конкретном договориться не удается, и Мясников через Балканские хребты и Альпы за несколько месяцев добирается до Франции. Здесь и оседает почти на двадцать лет. Как и в Мотовилихе, работает токарем на заводе, имеет небольшую группу последователей, частью рабочих, частью французских левых из анархистов.

Так до конца Второй мировой войны. Едва становится ясно, что Германия скоро капитулирует, он идет в советское постпредство и без проблем получает визу. Самолетом его возвращают в Советскую Россию. Согласиться на это было безумием, потому что не надо быть гадалкой, чтобы сказать, что в Москве он будет арестован, а потом в Лубянском подвале получит свою пулю в затылок. Однако, похоже, Мясников понимал, что его ждет. Никаких иллюзий не питал, выбрал такой конец сознательно. Впрочем, к этому я еще вернусь. А пока – о чем «Философия убийства»?