Царство грезъ

Онъ былъ построенъ изъ какого-то благороднаго матеріала; въ коричневый, сѣрый и зеленый цвѣта былъ окрашенъ самый большой его залъ, а въ подземныхъ тайникахъ нагромождены были символическія статуи.

Чтобы попасть въ эти тайники, надо было имѣть особую протекцію. Я расчитывалъ на встрѣчу съ Патерой, но визитъ мой все откладывался.

VI. Тѣневыя стороны.

Однажды я былъ у банкира Блюменташа, который давалъ обѣдъ по поводу полученія имъ ордена за устройство купаленъ. Послѣ обѣда стали курить, пить кофе и ликеры. Увидавъ, что я нахожусь въ кругу избранныхъ людей, я сталъ жаловаться на невозможность изучить мѣстную культуру. Всѣхъ страшно озадачили мои сѣтованія, и никто не проронилъ ни слова; только хозяинъ сказалъ, поглаживая свои черные бакены:

— Молодой человѣкъ, а были ли вы хоть однажды въ предмѣстьѣ? Старое гнѣздо тамъ!

Я же легкомысленно подумалъ:

«Не зачѣмъ мнѣ туда итти. Не представляетъ никакого интереса».

А жизнь становилась все скучнѣе и скучнѣе и непріятно дѣйствовали на самочувствіе разныя тѣневыя стороны. Такъ въ нижнемъ этажѣ того дома, гдѣ мы жили, нанимала комнату старая фрейлина, княгиня X. Она была отвратительна, какъ больная крыса, и сварлива; была она далеко не бѣдна, но жила страшно замкнутой жизнью. Бывало, еще девять часовъ вечера, а ужъ она стучитъ въ потолокъ, чтобы не ходили и не двигались. У ея дверей всегда стоялъ цѣлый рядъ какихъ-то горшковъ и кувшиновъ для молока; какъ-то я въ темнотѣ разбилъ одинъ изъ нихъ. Это обострило наши отношенія до крайности.

— Грабитель! Разбойникъ! — стала кричать дама на весь домъ.

Подобныя сцены случались не рѣдко. На одномъ этажѣ съ нами жилъ студентъ, съ выразительнымъ лицомъ, на которомъ красовались шрамы на обѣихъ щекахъ; казалось, что у него три рта. Онъ страшно шумѣлъ и каждый разъ по ошибкѣ стучался къ намъ въ дверь, когда возвращался домой. Не было ночи, когда бы мы не вскакивали въ страхѣ. Онъ извинялся, но что было пользы въ его извиненіяхъ.

Чего только не случалось! Каменщикъ хотѣлъ однажды замуровать наши окна. Передъ нашими дверями дали разъ концертъ цыгане; подъ разными предлогами являлись къ намъ посѣтители. Однажды пакетъ со старымъ сыромъ пролежалъ у насъ двѣ недѣли, доставленный не по адресу: наконецъ, явились три офицера и грубо потребовали свою собственность. Какъ-то вечеромъ, когда уже смеркалось, вошли одѣтые въ черное люди и принесли гробъ!

— Можно поставить? — спросили они вѣжливо.

Вообразите, что было съ моей женой!

Но бывало еще и нѣчто худшее. Взяли мы въ служанки старуху, которая постоянно жаловалась на зубную боль, и голова ея была повязана тремя платками; готовила она хорошо и вкусно. Прошло двѣ недѣли, и я готовъ былъ поклясться, что у насъ уже служитъ совсѣмъ другая особа. Не было ничего общаго съ прежней.

— Гдѣ наша Анна? — спросилъ я.

— Анна перекрасилась, какъ мнѣ кажется. Со вчерашняго дня она бѣлокурая, а все время вѣдь она была брюнетка.

Вскорѣ я опять обратилъ вниманіе, что Анна, которая была среднихъ лѣтъ, стала старухой. Мы переглянулись съ женой и остолбенѣли.

— Но вѣдь у ней тотъ же самый платокъ на головѣ! — сказалъ я.

Мы обмѣнивались словами вполголоса. Анна внушала намъ такой ужасъ, что мы ее, наконецъ, расчитали, и я повелъ переговоры съ парикмахеромъ, чтобы намъ служилъ Джіованни. Женѣ очень понравился этотъ послушный звѣрекъ. Я же помогалъ тѣмъ, что ходилъ на рынокъ. Но однажды, когда я дешево купилъ на рынкѣ пару котлетъ и съ гордостью принесъ ихъ домой, и когда я, наконецъ, распаковалъ ихъ, то, вмѣсто нихъ, въ бумагѣ оказались двѣ деревянныя лопаточки съ придѣланными къ нимъ мышиными хвостиками.

Какой шумъ происходилъ по цѣлымъ ночамъ! Изъ Французскаго квартала къ намъ, то и дѣло, заходили цѣлыя банды публичныхъ дѣвокъ… Слышался ревъ, свистъ, крики, раздавались пѣсни подъ самыми окнами. Пьяницы, выйдя изъ кафе, произносили длинные монологи и страшно ругались, и грязные звуки, ударяясь объ углы стѣнъ и улицъ, многократно повторялись многозвучнымъ эхомъ. Нельзя было узнать причины, изъ-за чего люди ругались. Проходить ночью по улицамъ Перла было истиннымъ мученіемъ. Ругань неслась изъ-за рѣшетчатыхъ оконъ и изъ отдушинъ фундаментовъ, стонала и переливалась на всѣ лады. Она становилась какой-то призрачной: изъ полуоткрытыхъ дверей слышались подавленные вздохи; незримые голоса бѣжали по берегу рѣки, и чудилось, что самые дома внимаютъ ругани съ затаенной безстыдной радостью. Я обыкновенно искалъ убѣжища по дорогѣ домой въ кафе, а бѣдная жена моя между тѣмъ дрожала дома. Трещала мебель, и лопались стекла, изъ всѣхъ угловъ комнаты неслись таинственные голоса. Часто я заставалъ жену покрытою болѣзненнымъ потомъ и изнемогающею отъ тоски и ужаса. Такія безсонныя ночи разрушительно дѣйствовали на ея нервы, и она стала подозрѣвать, что вокругъ нея движутся призраки и живыя тѣни.

Днемъ городъ становился, по обыкновенію, пустымъ и мертвымъ.