Читаем Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления полностью

Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

То, что два полюса этого диспозитива не противостоят друг другу, но до конца остаются соединенными тайной связью, очевидно в рассуждениях еще одного теолога, который довел провиденциальную модель до такой крайности, что она, кажется, без остатка превращается в образ мира Нового времени. В своем «Трактате о свободе воли» Боссюэ любой ценой хочет примирить человеческую свободу и божественное управление миром. Он пишет: на протяжении всей вечности Бог желает, чтобы человек был свободен, и не только потенциально, но и в конкретном выражении и осуществлении этой свободы.

Что может быть абсурднее утверждения, будто бы человек не свободен, потому что Бог желает, чтобы он был свободен? Не следует ли, наоборот, сказать, что он свободен, потому что этого желает Бог; и точно так же, как мы свободны в силу наказа о том, чтобы мы были свободны, мы свободно совершаем тот или иной поступок в силу того же самого наказа, который распространяется на все частные случаи? [Bossuet 2. Cap 8. P. 64.]

Божественное управление миром является таким абсолютным и так глубоко пронизывает все сущее, что божественная воля растворяется в свободе людей (и наоборот):

Богу нет необходимости давать нам что-то сверх нашей собственной воли, чтобы мы смогли соответствовать его наказу, и нет необходимости делать это с помощью кого-то другого помимо нас. Было бы абсурдно говорить, что наша воля отнимает у нас нашу свободу, и столь же абсурдно было бы утверждать, что Бог отнимает у нас эту свободу своим наказом; и поскольку наша воля, выбирая один объект вместо другого, не лишается из-за этого возможности выбирать между обоими объектами, то следует заключить, что и Бог не отнимает у нас этой возможности. [Ibid. P. 65.]

На этом этапе теология может превратиться в атеизм, а провиденциализм – в демократию, потому что Бог создал мир таким, как будто в нем нет Бога, и управляет им так, как если бы мир сам управлял собой:

В самом деле, можно сказать, что Бог делает нас такими, какими мы были бы, если бы были сами по себе; потому что он создает нас во всех основаниях и во всех состояниях нашего существа. Ибо в действительности состояние нашего существа – это и есть то, чем желает сделать нас Бог. Так он заставляет быть человеком того, кто есть человек; и телом то, что есть тело; и мыслью то, что есть мысль; и страстью то, что есть страсть; и действием то, что есть действие; и необходимым то, что есть необходимо; и свободным то, что есть свободно; и свободным в делах и поступках то, что свободно в делах и поступках… [Ibid.]

В этом величественном образе, где мир, созданный Богом, идентифицируется с миром без Бога, а случайность и необходимость, свобода и подчинение растворяются друг в друге, облеченный славой центр управленческой машины выступает как никогда ярко. Убрав из мира Бога, модерн не только не вышел за рамки теологии, но в известном смысле лишь довел до завершения проект провиденциальной ойкономии.