Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

Наука управления предлагала только искусственные, необоснованные и изменчивые истины; казалось, что она переняла от оракулов их сумрачную таинственность, чтобы внушать уважение, поскольку внушить доверие она не могла. [Ibid. P. IX.]

Но как только люди догадываются о существовании «науки порядка», тайны развеиваются и на их место приходит понимание экономики, посредством которой человеческие сообщества были основаны в соответствии с теми же правилами, которые управляют миром физическим:

Существует некий природный, неизменный и основополагающий порядок, установленный Богом для того, чтобы управлять гражданским обществом самым выгодным и подходящим для государей и для подданных способом; и люди в силу необходимости частично к нему приспособились, в противном случае никакое объединение между ними было бы невозможно. И если эти человеческие сообщества не так счастливы, как должны или желают быть, то это потому, что им приходится терпеть проявления хаоса и зла, которые, в свою очередь, проистекают из того обстоятельства, что люди знают об этом порядке только несколько общих принципов, не понимая его целостности, не делая из него практических выводов и отходя от него в некоторых ключевых моментах. Этот порядок, который так важно постичь и понять, имеет физическую основу и возникает, посредством целой цепочки необходимых связей, из законов физического порядка: ведь только из них может произойти прирост ресурсов, богатства и населения – и, как следствие, процветание державы и та мера счастья, которую способно дать цивилизованное Государство. [P. 302–303.]

«Экономическая наука» физиократов есть не что иное, как «приложение» и перенос природного порядка на «управление обществом» (P. 318); но «физика», о которой тут идет речь, проистекает из парадигмы божественного управления миром, то есть из комплекса отношений между общими законами и частными случаями, между причинами первичными и вторичными, между целями и средствами, расчет которых является предметом того «столь же важного, сколь и блистательного изобретения» (P. 320), каковым является tableau économique. Решающим в трактате Ле Тросна является синтагма gouvernement de l'ordre, которой посвящена восьмая речь («De l'évidence et la possibilité du gouvernement de l'ordre»[281]). Здесь родительный падеж является одновременно субъективным и объективным: как и у Фомы Аквинского, порядок не является некой схемой, привнесенной извне: он – самая суть Бога, которая закладывает основы управления миром и одновременно устанавливает густую сеть имманентных отношений, которые, связывая божьи создания друг с другом, позволяют ими управлять.

Таким образом, политическая экономия выступает как некая общественная рационализация провиденциальной ойкономии. Поэтому не случайно эпиграф на титульном листе трактата Мерсье де ла Ривьера «Ordre naturel et essentiel des sociétés politiques»[282] (1767) помещает новую науку под покровительство мысли Мальбранша: «Порядок – это нерушимый закон Духа, и ничто не находится в порядке, если не соответствует ему».