Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

Особое значение имеет в этой перспективе концепция «порядка», которая, как мы видели, играла весьма существенную роль в формировании божественного управления миром. Она занимает мысли Кенэ еще до 1750-х годов, когда он составляет свою знаменитую «Экономическую таблицу» (1758) и пишет статьи «Фермеры» и «Зерно» для «Энциклопедии» (1756). Задолго до того, как приобрести привычный нам облик, термин «экономика» появляется в первой половине XVIII века в синтагме économie animal, которая, однако, не является общественной наукой: это скорее ответвление медицины, во многом соответствующее физиологии. Так, в 1736 году Кенэ, который был и до конца оставался врачом, пишет «Essay physique sur l'économie animale»[277], где эта экономика определяется в терминах имманентного порядка, который весьма напоминает парадигму управления. Животная экономика, пишет он, определяет не животное как таковое, но

тот порядок, тот механизм, тот комплекс функций и движений, которые поддерживают жизнь живых существ, безупречное и повсеместное исполнение которого, совершаемое с верой, проворством и легкостью, ведет к столь цветущему состоянию здоровья, при котором даже самое незначительное недомогание уже само по себе болезнь.

Достаточно перенести этот порядок с «состояния здоровья» на политическое государство, с природы на общество, чтобы он немедленно превратился в парадигму управления. Le gouvernement économique d'un rouyame[278] есть не что иное, как l'ordre naturel plus avantageux[279], и это вытекает из неизменных законов, которые Высшее существо установило для создания и сохранения своего творения. Экономика для Кенэ означает порядок, а порядок есть основа управления. Поэтому в издании «Академического словаря» 1762 года мы видим следующее значение термина «экономика»: «порядок, посредством которого в основном существует политическое тело» (издание 1798–1799 годов добавит к этому: «в этом случае она зовется политической экономией»). Здесь тоже, как у Фомы Аквинского, этот порядок выступает в роли сигнатуры, которая нужна для того, чтобы связать теологический порядок вселенной с имманентным порядком человеческого общества, общие законы природы и провидения с комплексом частных феноменов. Кенэ пишет:

Людям не дано постичь планы Высшего существа в деле устройства Вселенной, не дано постичь назначение неизменных правил, которые он установил для создания и сохранения своего творения. Однако, если внимательно изучить эти правила, можно заметить, что физические причины физической боли являются одновременно причинами физического блага: таким же образом дождь, создавая неудобства путникам, несет плодородие земле. [Quesnay. Vol. 2. P. 73.]

(Здесь не случайно упоминается дождь, который может быть одновременно благодатным и вредоносным: это тот же самый пример, к которому прибегает Мальбранш, давая определение механизмам провидения.)

Эта по сути теологическая идея о некоем природном порядке, запечатленном во всем, что существует в мире, так явно присутствует в философии «экономистов», что наука, которую мы называем «политической экономией», вполне могла бы называться «наукой о порядке». Именно так постоянно называет ее Ле Тросн в своем трактате «De l'ordre social»[280] (1777), где библейский эпиграф, взятый из Книги псалмов, не оставляет никаких сомнений об истоках этой концепции. Хотя Ле Тросн первым из «экономистов» развил теорию ценности, которая явно выходит за пределы физиократии, его система все же строится на однозначно теологическом фундаменте. В самом деле, речь идет о том, чтобы через концепцию (или, скорее, сигнатуру) «порядка» и вытекающих из нее «экономических истин» сделать понятной и управляемой ту политику, которая «казалось, до сих пор изучалась только лишь для того, чтобы доказать ее непостижимость» (Le Trosne. P. VIII).