Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

Солидарность с мыслью Мальбранша отчетливо проявляется также в третьем «Письме с горы» в отношении критики чудес. Руссо тесно связывает чудо и исключение (чудо является «реальным и очевидным исключением из божественных законов»: Rousseau. P. 737) и непреклонно критикует необходимость чудес для веры и откровения. Речь идет не столько о том, «может» ли Бог творить чудеса, сколько о том (тут, возможно, он вполне сознательно возвращается к разграничению между могуществом абсолютным и упорядоченным), «желает» ли Бог их совершать (Ibid.). Интересно заметить, что, хотя Руссо и отрицает необходимость чудес, он не исключает их полностью, но рассматривает как что-то чрезвычайное. Теория Шмитта, которая видит в чуде теологическую парадигму чрезвычайного положения (Schmitt 1. P. 49), находит здесь свое подтверждение.

2. Невидимая рука

2.1. В Средние века термин ойкономия постепенно исчезает из языка западных богословов. Конечно, его эквиваленты dispositio и dispensatio продолжают использоваться, но они теряют свое специфическое значение и теперь лишь в общем смысле означают божественное управление миром. Гуманистам и эрудитам XVII века знакомо теологическое значение этого греческого термина, которое достаточно ясно определяется в лексиконе Стефануса и Швейцера (в частности, в 1682 году, в значении «воплощения слова Божьего») и в богословских сборниках, как, например, «De theologicis dogmatibus» Петавия (1644–1650). Однако когда в XVIII веке этот термин вновь появляется в латинизированной форме oeconomia и особенно в ее эквивалентах в европейских языках, причем в привычном нам значении «руководства и управления предметами и людьми», то создается впечатление, что он уже готовым возник ex novo из головы философов и экономистов, без какой-либо связи с классическим экономическим знанием или с его теологическим прошлым. Общеизвестно, что экономика Нового времени не ведет начало ни от аристотелевской экономики, ни от средневековых трактатов по Oeconomiсa, которые обращаются к ней же, ни тем более от назидательной традиции таких трудов, как «Oeconomia christiana» Мениуса (Виттенберг, 1529) или Баттуса (Антверпен, 1558), темой которых является жизненный уклад христианской семьи; но при этом остаются почти совсем не изученными скрытые связи, которые могли бы соединить ее с парадигмой теологической ойкономии и божественного управления миром. В наши намерения не входит подробно восстанавливать эти связи, но все наводит на мысль, что генеалогическое исследование экономики могло бы дать полезные ориентиры в вопросе отношений с теологической парадигмой, главные черты которой мы попытались здесь обрисовать. Дадим лишь несколько общих указаний, которые другие впоследствии смогут дополнить.

2.2. В 1749 году Линней публикует в Упсале труд «Specimen academicum de oeconomia naturae». Учитывая стратегическую роль, которую синтагме «естественная экономика»[276] предстоит сыграть при рождении экономики Нового времени, целесообразно будет остановиться на том определении, которое Линней дает ей в начале своего труда: