Царство красоты

— Не зачем, а почему. Потому что ты — мой сын, я люблю тебя и хочу видеть счастливым. Потому что Соня — моя дочь, и её я тоже люблю и так же точно хочу для неё абсолюта не в чем-нибудь, а в счастье. В любви. В её семье. В её детях. Не хочу видеть, как с годами она станет всё чаще задерживаться в госпитале, всё больше работая, помогая другим людям, но, по сути, убегая от себя самой и от рвущего душу понимания, что её быстро проходящая жизнь — мираж, фэйковая картинка, и что ГЛАВНОЕ, её самое важное, осталось в прошлом.

— И… как ты понял, что… её главное, это я?

— Магия, Эштон. В твоих глазах, в её глазах. Магия в комнате, куда вы одновременно попадаете, — на мгновение умолкает. — У меня она была только дважды, с моей женщиной и… с твоей матерью.

Я всматриваюсь в его глаза, такие же точно, как и мои, потому что именно глазами мы и похожи больше всего. Всматриваюсь, потому что то, что он только что произнёс, потрясло меня:

— Моей матерью? — повторяю за ним, не веря своим ушам.

— А что тебя удивляет? Да, с твоей матерью. И твоё появление не случайность, а закономерность, потому что двое подходящих друг другу людей встретились, магия их вдавливала друг в друга, и в результате появился ребёнок. Потому что не бывает случайной забывчивости или неосторожности, а бывают подсознательно принимаемые решения: её решение, моё решение. В этом ведь ВСЕГДА участвую двое! — сосредоточенно делает глоток из своего бокала.

— Тогда почему ты не женился на ней? Сразу же? Раз ты понял, что она… тебе подходит?

— Потому что её опередила другая. Вот так случилось просто. Магия не решает всего, есть ещё любовь, и у меня, вот в моём персональном случае, она одна на всю жизнь. Если бы я встретил твою мать раньше — у нас была бы семья. Если бы я вовремя узнал о тебе — у нас была бы семья. Но жизнь сложилась именно так, как сложилась, и это не случайность. Это закономерность, потому что Лера — мой человек, и чтобы в этом не было сомнений, судьба столкнула нас в самом раннем возрасте, так, чтоб я на всю жизнь запомнил её лицо и знал наверняка, куда именно мне нужно идти и чего хотеть.

— На твоём месте я бы тоже её выбрал.

— Я знаю, — отвечает вот так просто.

— Не ревнуешь? — бросаю вызов с усмешкой.

— Нет. И никогда бы не стал.

— Что, не дотягиваю до твоего уровня?

Усмехается:

— Конечно, не это. Во многих вещах ты лучше меня, потому что дети должны превосходить своих родителей. А ответ на твой вопрос в твоей невнимательности: я ведь уже говорил тебе, что мы с Валерией предназначены друг другу. Сама она никогда не переключится на кого-то лучше меня, моложе или умнее, с более стабильной психикой и не обижавшего её так, как это делал я в своё время. Она так же «примагничена» ко мне, как и я к ней. Мы — пара.

— Ты сказал «сама»…

— Я могу оттолкнуть её, вот так же точно, как и ты Софью. Я могу разбить нас, разрушить, и она может тоже. Но ни один человек извне этого не сделает, если только мы сами с ней не захотим. Или один из нас.

Отец долго смотрит в окно, я уже понял, что он любит смотреть на море, находя в этом успокоение… Так же, как и я.

Один резкий поворот головы, и его всегда рвущие мою душу глаза смотрят в мои:

— Эштон, я совершил ошибку. Прости меня!

Пауза. Ещё громче:

— Я прошу у тебя прощения, сын!

— За что? — я действительно недоумеваю.

— За то, что влез туда, куда не звали. За то, что сломал её и твою судьбу своими благими намерениями. За твою ненависть к ней, ко мне, к моему дому. Что вовремя не дал тебе то, зачем ты приехал ко мне. Я просто человек, который тоже ошибается. Но больше всего прошу у тебя прощения за то, что не поддержал в тот момент, когда тебе больше всего нужна была моя помощь. И за то, что, наказывая тебя за неприемлемое поведение, мне не хватило ума понять, чем было это наказание для тебя, было ли оно адекватным проступку, и способен ли был ты его принять и понести.

Я не из тех, кто плачет. Не из тех. Но слеза ползёт по моей щеке, потому что сейчас я — ребёнок, который понял, что отец… любит его. Что отец делает всё, что в его силах, для счастья всех своих детей. ВСЕХ. Что я никогда не был найдёнышем для него. Что любовь не возникает по определению. Что родители любят своих детей всякими, любыми, и поэтому находят в себе силы прощать любые проступки. Что из-за этой любви они иногда совершают ошибки, но и помощь их в жизни неоценима.

— Прости за то, что оказался слеп к твоей боли, за то, что снова влез туда, где было твоё место. Да, Эштон, я знаю, что ты приходил к ней в госпиталь оба раза, когда она была там пациентом, а не врачом. Я понял, сын, что на самом деле сотворил. Я мешал вам, всё время мешал, а должен был помогать! Я боялся, что ты обидишь её, потому что слишком хорошо видел в тебе себя. Но ты — не я. И это моя главная ошибка.

Я не знаю, любил ли я его когда-либо больше, чем в этот момент?

— Прости и ты меня, отец… за то, что я с ней сделал. Если бы с моей дочерью случилось такое, я бы не простил.