Царство

– Может, я все-таки что-то припомынаю… Но послушай, рус, поднимись к нам на когг! Я поспрашиваю людей, может, кто-то в команде видел твоего человека. Поднимись, тебе нечего бояться.

Все, клюнули. Шумно выдохнув, я сделал шаг и на мгновение потерял равновесие, едва не упав на живот. Пришлось упереться руками в сырые доски причала, а когда я вновь выпрямился, засапожный нож уже перекочевал в ладонь левой. Крепко сжавшей рукоять клинка обратным хватом и отвернувшей его от взглядов немцев.

– Уродцы, блин…

Неспешно пройдя по причалу, я вступил на сходни, ведущие на борт когга, при этом как бы невзначай прикрыв левую руку плащом. И, наоборот, выставив правую с кошелем напоказ. С улыбкой, без суеты осмотревшись, я разглядел двух мрачных моряков, напряженно посматривающих на меня с кормовой надстройки – и еще трех человек, как-то чересчур равнодушно замерших на палубе.

– Ну вот, собственно, и денарии – лови!

Практически поднявшись наверх, я ненадолго замер, ожидая, когда толмач ко мне приблизится, а после швырнул ему кошелек, коий тот с трудом и восторгом успел поймать…

А в следующий миг, сделав еще один шаг навстречу, я резко схватил пальцами правой руки его длинные волосы и рывком дернул на себя, приставив к горлу засапожный клинок.

– Где Микула, тварь?! Отвечай!

Немец испуганно замер, ничего, однако, не сказав вслух. На время замерли и его соратники, меряя меня злыми, прямо-таки обжигающими ненавистью взглядами.

Но плевать мне на их взгляды – мне нужен мой друг!

Нервно сглотнув, ощущая при этом пугающую легкость во всем теле, я во весь голос заорал, так и не дождавшись ответа толмача:

– Микула! Микула! Где ты, друг?! Микула!!!

Мне послышалось или после моего крика в трюме как-то подозрительно звякнули цепи?!

Ну, цепи, может, звякнули и случайно, или все же действительно послышалось, а вот скрип плечей и тетивы взводимого арбалета прямо над моей головой, с кормовой надстройки, я расслышал совершенно точно.

В следующий же миг чересчур резко дернулся толмач, наконец-то выпустивший из рук мешочек с серебром и схватившийся за рукоять тесака, покоившегося в ножнах на его поясе.

Отлично наточенное, загнутое полумесяцем внутрь лезвие засапожного ножа с легкостью вскрыло горло ублюдка – или причастного к пропаже Микулы, или решившего просто нагреться на моих денарах. На руки обильно хлынуло липким и горячим, а я, оттолкнув от себя убитого, метнулся к кривому, одновременно с тем рванув меч из ножен. Он также оголил оружие – широкий тесак в добрый локоть длиною. Но парировать прямой выпад уже не смог. Не хватило то ли сноровки, то ли просто не успел среагировать, и узкое острие капетинга» вонзилось точно в «солнышко» моего противника. Как кажется, бывшего старшим не только по возрасту, но и по положению среди этих выродков…

В следующий же миг все мое существо, вся приобретенная в зимних боях чуйка буквально сиреной взвыли от острого ощущения опасности, ледяной волной обдавшего спину. И я, как видно, на адреналине успел отскочить на пару шагов вправо, заодно срубив испуганно шарахнувшегося в сторону моряка – тот рухнул на палубу с перерубленным шейным столбом. А позади раздалось сразу два глухих удара по дереву.

Выходит, и стрелков двое!

– А-а-а-а-а!

Ко мне бросается третий выродок из компании толмача, меченый шрамом, – бросается, высоко занеся секиру для удара.

Шаг ему навстречу – и клинок в коротком выпаде погружается в живот германца, рванувшего навстречу моей же атаке. Примерно до середины погружается. И одновременно с тем блок предплечья левой (прострельнув болью от резкого движения) встречает над головой древко топора, уже потерявшего силу удара.

Сделав еще один шаг вперед, я уже по рукоять вогнал меч в живот охнувшего, окатившего меня кровью из открытого рта ворога, после чего вместе с ним развернулся к стрелкам, чуть присев. Спустя всего удар сердца один болт ударил немца в спину, заставив тело его дернуться, а другой впился в доску палубы в вершке от моей стопы.

Все!

Рывком отталкиваю убитого от себя, бросив настороженный взгляд назад, но на носу противников не осталось. Однако и оставшиеся на палубе моряки, испуганно жмущиеся к кормовой пристройке, агрессии не выказывают и ввязываться в драку не пытаются.

Уже хорошо!

А между тем в трюме ведь раздается уже отчетливый звон цепей.

– Ну, поехали…

Стряхнув мертвеца с меча, за несколько ударов сердца я добегаю до лестницы, ведущей к арбалетчикам, и едва успеваю отпрянуть в сторону, увидев прямо перед собой мужской силуэт. Очередной болт вновь ударил в доски палубы, а я стремглав ринулся наверх.

Чтобы поймать второй арбалетный болт. Хорошо хоть успел пригнуться, заметив нового стрелка.

Ощущение, будто в плечо кто-то очень сильно ударил, и одновременно с тем словно его что-то обожгло изнутри. Сильно обожгло! И ведь жжение усиливается, а вместе с ним приходит и тупая, острая боль. Но она же дает силы пролететь последние шаги по лестнице и от души рубануть по шее арбалетчику, подавшемуся назад и попытавшемуся перекрыться самострелом.