Понимая, что терять нечего, я решил рискнуть, уповая на то, что торговец, ведущий дела вблизи новгородских владений, наверняка бывает и в купеческой столице древней Руси. А значит, может владеть и языком, если конечно, функцию единственного переводчика не выполнял убитый мной толмач. Кивком головы указав на его тело и рассыпанные под ним, а также на палубе денарии, я с напряжением посмотрел прямо в глаза купца, и к вящей радости тот ответил мне, причем на очень чистом русском, без акцента (хоть и очень гневно):
– Что здесь случилось?!
Я было открыл рот, чтобы начать говорить, но тут за моей спиной раздался зычный голос Микулы.
– Вчера вечером я искал корабль, отплывающий в земли свеев. На большинстве судов никто не понял моей просьбы, но на твоей ладье мне ответили на моем языке и предложили довезти нас с побратимом до Уппсалы. Пригласили подняться, заключить соглашение и внести залог за двух человек. Но когда я вступил на корабль и показал кошель с деньгами, меня ударили чем-то очень тяжелым по голове. Ударили сзади… Твои люди были татями, купец. Они напали на меня исподтишка, со спины, хотя я был готов честно заплатить. Они обворовали меня, забрав серебро, меч и кинжал. Они заковали меня в цепи, и если бы не побратим, я и не знаю, что меня ожидало бы в дальнейшем. Забрав их жизни, мы были в своем праве.
Я с интересом, сочувствием и одновременно сожалением выслушал рассказ друга. Да, его доброта и честность в этот раз сослужили дурную службу северянину – способный одолеть в настоящей схватке хоть десяток ворогов, он стал жертвой вероломства. Причем вероломства именного разбойного, подлого – и слава Богу, что хоть в живых оставили! Не иначе, решили позже продать как раба.
Как говорится в поговорке, жадность фраера сгубила…
Купец же, дослушав короткий и содержательный рассказ Микулы, резко обратился к матросам, рыкнув на них так, что даже мне стало не по себе. Последние после короткой паузы наперебой затараторили что-то извиняющееся. Выслушав их с лицом, более подобающим разъяренному морскому разбойнику, нежели честному дельцу, торговый гость отдал короткое распоряжение, и члены экипажа буквально бегом рванули к телу убитого мной толмача. Нехило он их выдрессировал!
Легкое, неосторожное движение тут же отозвалось резкой болью в плече, заставившей меня прищурить глаза и тихо застонать. Н-да… Я хоть и стараюсь не обращать внимания на ранение, но если волнение при появлении владельца когга чуть притупило боль и жжение, но теперь они словно мстят мне за короткую передышку. Пока еще держусь на ногах, сохраняя ясный рассудок, но надолго ли меня хватит?!
Между тем матросы уже подняли тело переводчика, и лицо торгового гостя, как именуют также купцов на Руси, чуть просветлело. Разглядев россыпь серебра на окровавленных досках и все еще тугой мешочек-кошель на палубе, он важно кивнул, после чего ответил:
– Этот поганый кусок дерьма Гуго вместе со своими племянниками был той еще головной болью. Но нанять кого-то более добропорядочного мне не хватило монет – вложил все в товар. Что же, я должен извиниться перед вами за разбойное нападение этого выродка, и вдвойне за то, что ему удалось разложить команду за моей спиной! Вашего серебра с лихвой хватит на наем новых людей и даже стрелков; кроме того, мы действительно направляемся в земли свеев. Если вы готовы отправиться в плавание на моем когге – что же, я буду рад гостям на своем корабле. И да, меч, серебро и прочие вещи, отобранные Гуго, мы обязательно вернем. Меня зовут Бруно, Бруно из Любека, и я честный купец.
– Микула.
– Георгий. Мы принимаем ваше приглашение, уважаемый. И небольшая просьба лично от меня – отправьте, пожалуйста, за лекарем.
Напряжение вновь отпустило меня, а вместе с ним пропал и стержень, державший до того на ногах. И, озвучив свою просьбу, старательно держа голос так, чтобы не дрогнул, я начал медленно клониться вперед, к доскам палубы. В какой-то момент это движение стало вдруг очень стремительным, но прежде, чем я бы врезался лицом в обструганное дерево, чья-то крепкая рука ухватила меня за плащ, удержав от падения.
– Спасибо, Микула…
В следующий миг мир вокруг окончательно погас.
…Гаюк остановил взмыленного, белоснежного арабского скакуна на самой вершине высокого, не иначе как насыпного холма, бывшего чьим-то погребальным курганом. Он единственный возвышается над плоскостью отцветшей степи на многие версты вокруг, позволяя обозреть долину широкой полноводной реки, разделившей бывшие кипчакские кочевья и земли зихов. Последние называют реку Кобан, что означает «поток».
Вдали же, в сиренево-серой дымке у самого горизонта, темнику виднеется ровная цепочка кажущихся отсюда не столь и высоких гор. И на равнине, и в горах разбросано множество селений зихов, но горцы не имеют мощных крепостей (за исключением построенной еще греками Матархи). А потому они станут легкой добычей храбрых нукеров старшего сына Угэдэя, великого кагана монголов.