Царство

В итоге на круг, даже с отцовской дружиной, заранее отправленной в Ладогу, все одно выходит вдвое меньше людей, чем у свеев. Потому неспокойно сейчас на душе у молодого княжича, разменявшего в прошлом месяце семнадцать весен. Липкий страх пытается проникнуть в его сердце, сковать тело и волю; медлит Александр, прежде чем отдать приказ атаковать. А ведь скоро уже целиком проснется лагерь свеев, и тогда внезапного удара уже не выйдет.

«Нельзя больше медлить, нельзя!» – вот что читает княжич на лицах окруживших его гридей. И все одно не решается начать атаку, понимая, что велика, слишком велика вражья рать. Но вот, наконец, поднял он глаза – и встретился взглядом с грозными очами Спасителя, взирающего на Александра Ярославича с тканого стяга, и горячо взмолился:

– Суди, Господи, обидящим меня и побори борющихся со мной, возьми оружие и щит, восстань на помощь мне!

В этот миг княжич вновь обратился мыслями к рассказу Пелгусия, крещеного Филиппом. Старейшина ижоры поведал, что во время ночной сторожи видел он ладью и стоящих на ней князей. Князей светлых ликами да в червленых одеждах и гребцов, окутанных мглой. И слышал, что сказал один из князей другому:

– Брат Глеб, вели грести, да поможем сроднику своему князю Александру.

Филипп уверовал, что то были святые мученики, благоверные князья Борис и Глеб, сыновья равноапостольного Владимира. Уверовал в это и Александр, а сейчас, глядя на лик Спасителя, он вдруг словно почувствовал незримую поддержку. Будто кто прямо за спиной его и по бокам встал, прикрыв от будущих ударов вражеских копий и мечей. И страх отступил от сердца его, и взыграло оно радостно.

И воскликнул Александр Ярославич, повторяя слова, уже произнесенные им ранее перед войском при выходе из Ладоги:

– Братья! Не в силе Бог, а в правде! Вспомним слова псалмопевца: сии в оружии, и сии на конех, мы же во имя Господа Бога нашего призовем… Не убоимся множества ратных, яко с нами Бог!

И дружина радостно отозвалась:

– Яко с нами Бог!

А над лесом взыграли боевые турьи рога – и двинулись вперед русские и ижорские пешцы, всадники, лучники, покидая сень деревьев и стремительно сближаясь с ратью свейской.

От самой опушки леса взвилась в воздух сотня зажженных срезней, выпущенных дальнобойными составными луками. Взвилась, чтобы спустя пару ударов сердца обрушиться на всполошившихся свеев и их шатры. Закричали первые раненые, навеки замолчали убитые, мгновенно занялось несколько шатров, но вражий лагерь еще даже не целиком проснулся! Особенно та часть его, что ближе к воде.

Между тем уже вырвались из леса на простор два клина конных гридей, устремившихся к противнику. И, заприметив их, свеи принялись спешно хвататься за копья и щиты, не помышляя даже успеть облачиться в брони (а то и одежду!), сбиваясь в «ежа» – так поступили самые смелые. Но многие вои, особенно из числа пошедшей за ярлом чуди, потеряли всякое мужество и принялись спешно бежать к воде, к стоящим у берега шнекам.

В тоже время подобравшиеся ближе к лагерю лучники из числа ладожских ополченцев и ижорских охотников присоединились к обстрелу, также пустив в воздух первый залп из двух сотен срезней. И они градом хлестнули по свеям, не успевшим поднять щиты над головами. При этом едва не уполовинив и так жидкие «ежи», что враг попытался выставить на пути дружинников.

А спустя всего несколько мгновений клинья всадников, давно уже миновавших ряды лучников сквозь разрывы в них, стремглав долетели до врага и протаранили жидкий свейский строй, на скаку снеся тонкую цепочку копейщиков. От страшного удара тяжелых жеребцов, защищенных кольчужными попонами или нагрудниками из дощатой брони, кто-то из пешцев буквально взлетел в воздух. Иные же, сбитые на землю, были затоптаны копытами или заколоты пиками да порублены чеканами дружинников.

Ворвались в лагерь противника оба клина тяжелых гридей, кроша булавами полуголых, разбегающихся в стороны свеев, разя их секирами да мечами. Устремились всадники к шнекам, стремясь пожечь да порубить их, отрезав от судов супостата и лишив того возможности спастись. А на правом крыле вот-вот добежит до ворога и протаранит наспех построенную стену щитов и пеший клин русичей да ижоры.

Но если сотни скандинавов были повержены в самом начале боя, не успев даже толком изготовиться к схватке (впрочем, подарив соратникам немного времени), то ярл Ульф Фасе и двоюродный брат его Биргер, зять конунга Эрика Эрикссона, уже разворачивали для встречного удара конных рыцарей. А кроме того, строили на пути новгородцев полноценную стену щитов из пешцев-копейщиков, прикрыв ее арбалетчиками.

Едва успевшие облачиться в хауберки да натянуть на головы топфхельмы, рыцари и оруженосцы стремительно сбивались в клинья, не успев еще толком прийти в себя и понять, откуда взялся враг. Но привычные к драке, сейчас они не особо задавались этим вопросом. Также едва успели натянуть тетивы на арбалеты да вложить в ложе первые болты и свейские стрелки. А промеж все также полуголых пешцев сновали их соратники, передавая кому щит, кому копье или топор.