Цеховик. Книга 12. Восходящая Аврора

Дело Урнова отвести меня к машине и обеспечить, чтобы никто не пытался меня вылечить. Мы идём по длинному коридору в сторону служебных помещений и…

— А куда это вы? — раздаётся удивлённый голос Михаил Сергеевича.

Твою дивизию! Как из одного места на лыжах! А потом ещё удивляется, почему это его люди не любят?

— Да мы это… — скрипит шестерёнками майор. — Медпункт ищем. Егор съел что-то не то.

— Когда, сейчас? — пугается Михал Сергеич. — На ужине?

— Нет-нет, не беспокойтесь, он в аэропорту поел перед вылетом.

— Понятно, — кивает Горбачёв. — Тогда не беспокоимся. Только там медпункта нет, пойдёмте, я покажу, он на моём этаже.

Ну, ёлки-палки! Откуда ты вообще здесь нарисовался, информированный такой?

Я бросаю взгляд на Урнова, мол, не послать ли нам товарища куда подальше? Но тот не реагирует.

— Да-да, — говорит он, — пойдёмте, покажете.

С первого этажа нам приходится подниматься на восьмой.

— Спасибо, Михаил Сергеевич, дальше мы сами.

Но нет, он очень отзывчивый, поэтому прётся вместе с нами и наплевав на медицинскую тайну, пытается войти к доктору вместе со мной.

Моего немецкого катастрофически недостаёт, чтобы выразить мысль, и молодая пышногрудая самка кентавра в белом халате переходит на английский. Я получаю несколько пилюль и выхожу из кабинета. Не сразу, естественно.

Сначала меня тискают, пальпируют и изучают язык, а потом только по-коммунистически щедро вручают таблетки. Торжество нашего образа жизни налицо. И лицо очень приветливое, надо сказать, молодое и улыбчивое.

— Нужен постельный режим, — докладываю я, ожидающим меня товарищам.

— Не засыпай только, — пытается хохмить Горби и, наконец, оставляет нас в покое.

Мы снова спускаемся вниз и вторгаемся в лабиринт служебных помещений. Грозный усатый дядька выскочивший сзади, начинает громко говорить по-немецки.

— Да бля… — сжимает кулаки Урнов, поворачивается и по-собачьи резко отбривает домогателя.

Мы идём дальше, мимо прядильной, мимо гладильной, мимо родильной… Горничные, кладовщики, рабочие сцены… — тут довольно оживлённо. Наконец, появляется дверь и мы выходим наружу.

— Ну, и где, бл*дь? — расставляет руки Урнов и нервно озирается.

Действительно, где? Никаких машин во дворе нет.

— Горбач этот, — сплёвывает Константин Германович. — Из-за него всё. Уехали, похоже, не дождались…

— Позвонить можно кому-нибудь? — спрашиваю я.

— Ага, — с сарказмом отвечает он. — В справочную службу ЦРУ. Куда звонить-то, это ж… сам понимаешь…

Мы ещё немного крутимся и идём назад. В производственных недрах отеля нам встречается хмурый дядька в сером костюме.

— Товарищ Урнов? — спрашивает он с акцентом.

— Да! — облегчённо выдыхает майор.

— Ну, а где ви ходите?

— Задержали нас.

— Задержали! — недовольно качает головой фриц. — Это совсем не шутки. Вы понимаете? Ладно! Кто едет?

— Он, — показывает на меня пальцем кагэбэшник и передаёт с рук на руки.

Капец, ни пароля, ни ответа. Мы снова идём к двери, правда теперь уже без Урнова. Выходим наружу и шарашим через внутренний двор. На улице нас ожидает грузовой фургон «Фольксваген». Меня грузят в пустой салон и закрывают дверь.

Зашибись. Машина трогается, и я опускаюсь на пол. Класс… А тому ли я дала, как говорится, обещания любви… Как-то мне это дело не нравится…

Минут двадцать мы едем по городу… Ну, то есть, я так думаю, поскольку нахожусь в железном ящике без окон. Едем, едем, едем и останавливаемся. Дверь открывается.

— Выходите, — кивает мне тот же чувак.

Выхожу. Мы стоим у бетонного здания, расположенного на огороженной бетонными же плитами территории. Сразу вспоминаю дядю Гену.

— Вот здес, — говорит немец и показывает на дверь здания. — Идём. Отдайте документы и деньги. Всё. Чтобы ничего не осталось.

Я отдаю, и мы заходим в здание.

— Так, здес… Осторожно. Вот тут супени.

Мы спускаемся в подвал и подходим к железной, как на подводной лодке двери с колесом. Он крутит колесо и открывает дверь. За ней открывается длинный проход. Бетонные стены, потолок и пол, зарешеченные, как на производстве светильники. Сектор Газа, блин… Пахнет сыростью, да здравствует клаустрофобия…

— Десять минут, — говорит немец и смотрит на часы и стучит пальцем по циферблату. — Лучше иди быстро-быстро. Опаздываем. Я-я… На том конце есть герр Майер, аптекарь. Он уже ждёт. Давай. А я буду ждать здес. Всё! Шнелле! Шнелле! Аллес гут.

Я вхожу в туннель и тяжёлая железная дверь со стоном и гулким уханьем закрывается. Блин… Как-то не по себе. Ладно… Аллес нормаллес… Пахнет плесенью… Я прикасаюсь к стене, провожу по ней рукой. Шершавая и прохладная… Ну, давай, Штирлиц, двигай поршнями…

В общем, я иду.

Свет тусклый, фонари установлены на большом расстоянии, но это ничего. Всё гораздо основательнее, чем в Новоспасском монастыре, сделано на века. Иду я максимально быстро, хоть дышать плотным и затхлым воздухом не очень кайфово. Дойдя до конца, смотрю на часы. Семь минут. Хорошо. Я киваю и тихонько толкаю дверь.