Цеховик. Книга 12. Восходящая Аврора

Цвет усмехается. Он со мной согласен. Ещё бы, как не согласиться. Воровское сообщество — это сила, слов нет. Авторитет, уважение и мощь. Только я вот хочу перекроить воровскую карту СССР, как с этим фактором быть? Не считаться уже не получится.

Я смотрю на Уголька и его разношёрстную группёшку, наполовину состоящую из нанятых боксёров. Им неуютно. Они понимают, если будет заруба, на спортивных достижениях далеко не уедешь, и в данном случае победит не сильнейший, а более многочисленный.

Из-за большого количества участников встречи досмотр отменили и как результат — демонстрация стволов. Их, конечно немного, но попадаются. И у наших, и у ненаших…

Выступают ещё какие-то деловые перцы и, наконец, слово переходит к ответчику. Дон Вито выступает вперёд, театрально выдвигает одну ногу и чуть разводит руками.

— Вот тут серьёзные и уважаемые люди, — тихо начинает он, наклонив голову, — сказали очень много красивых и правильных слов, с каждым из которых я готов согласиться.

Он замолкает и обводит присутствующих внимательным взглядом. Становится тихо, все прислушиваются, поскольку он говорит очень тихо. И это создаёт очень классный эффект. Блатные тянут шеи, желая понять, что он там несёт.

— Чем станет наша жизнь, если из неё уйдут уважение авторитетов, уважение наших законов, традиций и соблюдение незыблемых принципов? Мы превратимся в стаю псов. И как тут не склонить голову перед вашей мудростью, опытом и знанием жизни? За плечами каждого из вас большой путь, оставивший на сердце множество кровоточащих ран. И я с уважением склоняю голову перед вашим опытом.

— Во даёт, — хмыкает Цвет и в его глазах начинают прыгать озорные искры.

Уголёк действительно отжигает не по-детски. Артист с большой буквы. Думаю, Марлон Брандо мог бы что-нибудь у него перенять для образа дона Корлеоне. Не сомневаюсь. Я бы даже в «Ленкоме», сидя в первом ряду так не кайфанул, наверное, как сейчас. Уголёк жестикулирует и говорит очень проникновенно и убедительно. Жаль, я стою позади него и не вижу лица. Но ничего, я могу представить.

Я незаметно запускаю руку под ветровку и несколько раз в установленном порядке нажимаю на тангенту рации.

— Да, — продолжает Уголёк тихо и хрипло, подделывая голос под своего литературного кумира, — что сделано, то сделано и Борю Жида уже не воскресить. Единственное, что я могу сказать и хочу, чтобы вы это поняли… Я очень прошу понять это и, может быть, вам будет проще меня простить…

Он замолкает и сокрушённо качает головой, вселяя в воров противоположного лагеря уверенность в близости победы.

— Это мой город и я его неотделимая часть, — говорит Уголёк. — Я врос в него и пустил корни, с молодых ногтей познал и полюбил вкус и запах жизни в этом месте. И если кто-то, относится ко мне без должного уважения, даже просто косо смотрит или, тем более говорит что-то недостойное… пусть даже он называет себя вором и будь это хоть Боря Жид, да хоть Зура Хоперия, или любая другая чурка с глазами, сука или такой же, как они, пидор…

По толпе пробегает шум, будто налетевший резкий порыв ветра, гнёт верхушки осинового околка.

— Мне, — возвышает голос Уголёк, — глубоко по*ую, кто он такой! Ему конец!

Сказав это, он вытаскивает, кажущийся огромным в его руке, китайский ТТ, и наставляет на Зураба.

Щёлк. Щёлк. Щёлк. Это падают пацанчики с пушками, снятые Пашкиными бойцами. Бабах! Бабах! Бабах! Бабах! Это херачит дон Вито Уголёк по Зурабу и грузинским авторитетам.

Поднимается рёв и крик, раздаются

выстрелы и автоматные очереди. Все выходы оказываются перекрытыми и все, присутствующие враги начинают метаться, как языки пламени под проливным кровавым дождём.

Вперёд, заре навстречу,

Товарищи в борьбе!

Штыками и картечью

Проложим путь себе.

Смелей вперёд, и твёрже шаг,

И выше юношеский стяг!

Мы молодая гвардия

Рабочих и крестьян…

Пипец, конечно. Зрелище не для слабонервных. Избиение младенцев. Правда, они никакие не младенцы. Во-первых, они отстреливаются, собаки, а, во-вторых, они сами хотели устроить нам кровавую баню. Это сообщил Угольку один из перебежчиков, не желавших участвовать в бойне. Всё равно, пришлось — не там, так здесь.

В любом случае, у этих молодчиков против моих парней шансов ноль, да и стволов маловато. Одним словом, вскоре дело оказывается законченным.

Перебиты не все. Сдавшиеся местные питерские авторитеты испуганно подходят к дону Вито и клянутся в вечной любви, дружбе и преданности. Его тут же сразу и коронует Цвет и ещё несколько вновь обращённых на светлую сторону урок. Интересно, заставит ли Уголёк целовать себе руку. Я бы не удивился.

Не дожидаясь конца процедуры, я ухожу с Пашкой, Аликом и Виктором. В операции принимало участие восемнадцать моих бойцов. Трое получили небольшие ранения, царапины по большому счёту.

— Парни, — говорю я. — Вот, что я вам скажу. Вы, конечно, получаете неплохую зарплату за свою работу и, говоря откровенно, не бедствуете, так?