Цель неизвестна

И в толпе лучше рта не разевать. Здесь, у моста, и дальше, ближе к площади, оживленно торговала из времянок, с прилавков и прямо на ходу многочисленная братия жуликов. Торговцы все такие, и неизвестно что в пирожки засунули, если они настолько дешевы. Как бы не кошатину или требуху. Тут, видимо, обретался и Меншиков, замечательно в детстве обучившийся обворовывать ближнего, дальнего и государство.

Лучше повременить с желудочными экспериментами вопреки зазывным воплям, призывающим попробовать все на свете. Начиная со студня и горячих оладий, заканчивая дешевой брагой и лежалой рыбой на закуску. Картошки, тем не менее, хоть сырой, хоть вареной, не приметил. Что они тут, про Америку не слышали? Не может быть!

В распахнутых во всю ширь воротах едва успел поймать за ухо пацаненка.

– Где найти Тараса Постникова? – ласково спрашиваю.

– Да вот он, – тычет рукой в идущего через двор сутулого человека.

Опять какие-то несообразности. Преподаватели обязаны быть монахами, а этот в гражданском.

– А чего не на занятиях?

– День отдохновения седни, – шмыгнув носом, порадовал меня малолетка.

– Чего?

– Таво, – передразнил по-мАсковски и с непередаваемым чувством превосходства в тоне.

Я молча сжал пальцы на ухе, выкручивая.

– Выходной дали в связи с грядущей свадьбой императора, – зачастил он, приседая от боли. – Только правильно просить надо. Reveredissime Domine Rector! Recreationem rogamus![5]

И морда при этом хитрая до безобразия. Подколол деревню. Откуда ей латынь знать.

– И почтеннейший ректор отпускает такого cacatora на просьбу?

– Ну да, – слегка поувяв от моего неожиданного ума, подтвердил.

– Ладно, ступай, – отпускаю, получив очередную удивительную информацию. Обалдеть. Не хотите учиться – гуляйте.

– А что такое «cacator»? – отодвинувшись подальше, спрашивает с любопытством.

– «Засранец» на латыни, – отвечаю. – Или думаешь, у них все слова приличные были? Люди не хужее нашенских любили ругаться.

– А скажи – какие! – глазенки аж горят.

Понятное дело, кто же ученикам такое дает. А им всегда интересно. Как мне в свое время.

– Подрасти сначала.

Повернулся и заспешил к зданию, опасаясь упустить своего человека.

– Тарас Петрович! – окликнул уже на пороге здания.

– Да? – обернувшись и прищурившись, он внимательно посмотрел на с топотом приближающегося увальня.

Кстати говоря, поменьше надо при плохом свете читать. Зрение посадить недолго, а глаза у меня не казенные, и с оптометристами здесь наверняка не очень. Совершенно не в курсе, когда очки изобрели. Нерон смотрел через увеличительное стекло. По некоторым данным, даже шлифованный изумруд. На такую роскошь у меня средств еще долго недостанет.

– У меня письмо к вам от Ивана Каргопольского, – говорю и извлекаю заранее заготовленное послание из-за пазухи.

– И как он там? – интересуется скорее для проформы, изучая написанное. Затем слегка поморщился. – Учеба начинается с первого сентября и продолжается вплоть до пятнадцатого июля. А день сегодня на дворе какой?

– Не мог я раньше, – говорю со всей возможной искренностью. Оно ведь так и есть. Я не мог. – Жажду получить знания, коих в нашем городе не добыть при всем старании, и послужить пользой Отечеству.

– И Иван многому научил?

Скепсис так и сочился из него. Сам, похоже, не шибко великую карьеру совершил, но сидит в Москве и собрата не особо уважает.

– Не токмо он, – говорю смиренно, – а у многих брал и с великим прилежанием впитывал.

И дальше почесал на латыни Вергилия. Энеиду мы чуть не наизусть учили. Фактически я столько раз слышал, что мало напутаю. Проще всего, безусловно, с Цезаря с его записками о Галльской войне начать, однако по ним учат начинающих. Очень просто писал, без этих самых «царственный этот народ, гордый победою». А сейчас как раз завитушки и важны, чтобы произвести впечатление.

– Вергилий, – прерывая на разбеге, удивился он.

– Публий Вергилий Марон, – охотно соглашаюсь, – наиболее известный поэт августовского века. Римское мужское имя состояло, как минимум, из двух частей: личного имени (praenomen) и родового имени (nomen); кроме того, могло быть индивидуальное прозвище или наименование ветви рода (cognomen). Обычно употребляли при общении два имени. Более чем достаточно для того, чтобы понять, о ком вы говорите. Назвать кого-либо Публий Вергилий – примерно то же, что и Роберт Грант, или мистер Грант. А Публий Вергилий Марон – примерно то же самое, что сказать: мистер Роберт Джеймс Грант, эсквайр.

– Занятно, – протянул он. – Неужели Иван рассказывал?

Здесь я вступал на топкую почву вранья и вместо ответа просто улыбнулся. Как хочешь, так и понимай. Неужели у них это неизвестно? Тяжко плавать в элементарных вещах. Может, не стоило сильно умным казаться? Ага, и сидеть шесть лет за партой в моем возрасте, начиная с азов. При условии, что на дверь сразу не покажут.

– Еще могу на английском, французском и немецком говорить. Пишу не очень, – сознаюсь. На самом деле у них могла грамматика измениться, и серьезно. Лучше сразу признать недостаточную подготовку, чем попасться задним числом.

– Ну-ну, – покачал головой.