– Арифметику знаю через труды Леонтия Магницкого и грамматику прошел.
Это опять же чистая правда. Всю дорогу при малейшей возможности штудировал сии ученые труды. Не вылазя из телеги и отвлекаясь разве на перекус и ночь. Надо же представлять уровень. Чем дальше, меньше я замечал здешний стиль и выражения в задачах: ««Некий человек продаде коня за 156 рублей, раскаявся же купец нача отдавати продавцу глаголя: яко несть мне лепо взята с сицеваго (такового) коня недостойного таковыя высокия цены». Похоже, прав с самого начала, и наречие само въедается в мозг.
Оно и к лучшему. Обдумывать каждое слова и постоянно опасаться ляпнуть неизвестное окружающим или вызывающее удивление – достаточно сложно. А сейчас я невольно подстраивался под людей и никаких неудобств не испытывал. Все ясно, и отсутствуют затруднения. «И ведательно есть: коликиим купец проторговался?»
Вот здесь могла быть засада. Как бы попутно нечто не испарилось из памяти, замещаемое новым. Как только появится время, необходимо продолжить записывать все подряд про будущее. А пока делу время – Магницкий, не в пример стихотворцам, оказался зело полезным. Куча важных в быту и практических сведений. Способы определения высоты стен, глубины колодцев, расчет зубчатых колес, так чтобы числу оборотов одного соответствовало число оборотов другого, и многое другое.
Целый раздел относился к морским премудростям. Я вновь за рыбой пока не собирался и углубляться не стал. Необходимость и умение счисления положения меридиана, широты местонахождения точек восхода и захода, вычисления наивысшей высоты прилива оценил. Как и прилагавшиеся таблицы, содержащие важнейшие данные о навигации. Очень полезное дело совершил автор.
– Вирши ишо сочиняю, – показывая смущение и чуть не шаркая ножкой, кидаю дополнительный шар.
– И?
– Токмо на простонародном языке. Эти… куриозные стихи, в форме чаши или креста, аль специально мутные, со множеством взаимно противоречащих смыслов, душе обычного человека не волнительны.
– А нужна ли известность средь не понимающих литературу?
– А поэзия вагантов? – возражаю. И сходу, не давая опомниться, на немецком: «В чужедальней стороне, на чужой планете, предстоит учиться мне в университете…»
Кто-то думает, что это русская песня? Два раза! Перевод. «Прощание со Швабией» называется. Прямо в тексте присутствует: «Прости-прощай, разлюбезный швабский край!» В русском изложении это место отсутствует. И не оно одно.
Уж вагантов в интернате мне в голову много напихали, исключая похабные стишата. Их я уже сам находил. Правда, использовать, выдавая за собственные, не выйдет. Иностранцы признают: слишком известные вещи. Зато в качестве примера моей образованности сойдет.
– Стих любому до сердца дойти должон, иначе бессмысленное баловство и ненужность.
– Ну исполни, – разрешает. – Свое.
Я выдал в очередной раз «Стрекозу и муравья». Реакции не последовало. О чем это говорит? Заходим с другого направления.
– А вот еще:
«Была та смутная пора, – продекламировал, – Когда Россия молодая, В бореньях силы напрягая, Мужала с гением Петра», – и вплоть до ужасного замысла Мазепы без остановки.
– А дальше? – возжаждал Тарас Петрович, поливая медом слегка приунывшую с первого облома душу.
– Не придумалось ишо, – грустно отказываюсь.
Подействовало. Все же не зря я Пушкина уважаю. Классно писал. Только надо нечто и про запас иметь. Моя внутренняя библиотека зияет окончанием, и не фиг разбрасываться сокровищами за просто так. Все хорошо в меру.
– В процессе.
Он странно всхлипнул, похоже, в очередной раз употребил не подходящее для мужика слово, и ударил с неожиданной стороны:
– Так зачем тебе учиться?
Очень хороший вопрос. А еще правильней – чему именно? Я же не могу сказать «чтобы получить диплом и легализацию».
– Нешто нечему? – делая удивленные глаза, спрашиваю. – Я многого не знаю, а здесь люди ученые, и, – хитро улыбнулся, – вифлиотека должна иметься. Читать со вниманием – и польза грянет агромадная. Галилея, Вобана и Декарта мечтаю в руках держать и, не упуская ни словечка, изучить.
Имена я назвал из тех, что уверен – уже жили. С Галилеем все ясно, Вобан писал о военном деле и фортификациях, сиречь оборонительные сооружения и крепости. А Декарт – философ. Конкретно он меня меньше всего интересовал, я в этих высокодуховных материях ни в зуб ногой, просто фамилия на слуху.
– Пойдем, – сказал он после паузы. – И ректор спросит – отвечай: поповский сын.
– А? – это натурально неожиданность. А в чем смысл?
Видимо, он понял, что требуется пояснение, хотя вслух и не попытался удивляться.
– Указом от седьмого июня двадцать восьмого года сказано следующее: «Обретающихся в московской Славяно-греко-латинской Академии помещиков, людей и крестьянских детей, также непонятных и злонравных, от помянутой школы отрешить и впредь таковых не принимать».
Пашпорт при подобном раскладе лучше не демонстрировать. Недолго и кнутом словить.