Цель неизвестна

Я прошагал в сопровождении солдат и офицера под изумленными взглядами людей во двор. Там уже поджидала черная карета, а возле нее на лошадях несколько кавалеристов. В голову невольно полез «Черный ворон, ты не вейся надо мной». К сожалению, блатных песен бабушка не уважала, и мы с ней текстов не разучивали. Осталась в задней каморке в самом глухом чуланчике черепа единственная строчка. И как ни силился, так ничего подходящего и не вспомнил. Пушкина, про орла молодого – несколько не к месту. Пока за решеткой не сижу.

Тем не менее, за отсутствием возможности дать в морду, а руки всерьез зудели, но он же ни в чем не провинился, просто исполняет приказ, и за невозможностью сбежать, несколько лихорадило. Хотелось похулиганить. Уселся, развалившись поудобнее и дождавшись, пока офицер устроится напротив, а карета тронется, исполнил: «Призрачно все в этом мире бушующем». Хоть не тюремная романтика, но очень уместно.

Петь я не умел. Тот я, прежний. Зато у Михайлы оказался недурной голос, и он даже в детстве подвизался в церкви не хуже дьячка, но я предпочитал стихи выговаривать. Без музыки все равно не так звучит. На «есть только миг, за него и держись» господин Рихтер смахнул слезу. Кажется, я удачно зацепил сентиментальную душу колбасника.

– У вас талант, – сказал он прочувствованно, – господин Ломоносов. Я и раньше в том был уверен. Ваши басни в «Ведомостях» очень недурны, но вы же понимаете, сюжет не нов.

– Эзоп, – соглашаюсь. – Я и не претендую на оригинальность. Старый сюжет попытался изложить хорошим русским языком. Простым и доступным каждому, а не одним читающим на греческом.

Претензии, естественно, к Крылову. Это он сюжеты тырил. Я просто от него стараюсь не отставать. В последнее время стихи из-под моей руки ходили не токмо по рукам. Благодаря статье о вакцинации и при дружеской поддержке Бидлоо их печатали в самих «Ведомостях»! В первую очередь, естественно, назидательные басни. Главное, имя Ломоносова на слуху у образованной публики. Иные молодые дворяне принялись раскланиваться и интересоваться мнением о словесности.

– Вы говорите на немецком, – разрешаю барственно, переходя на иностранщину, – я неплохо понимаю. Учился на средневековых виршах и даже сам попытался нечто создать. Ну например… – И дальше уже чисто для интереса выложил: «Fuhr einst zum Jahrmarkt ein Kaufmann kühn».

То есть: «Ехал на ярмарку ухарь-купец». Уж не в курсе, когда появилась, однако слова вроде народные. Всегда можно сослаться, что чисто переложил на другой язык.

Переводить я бы не стал. Поэзия тонкая штука и прямому перекладыванию на чужое наречие не поддается. Пропадает ритм и рифма. И выходит из-под пера очередного поэта нечто крайне отдаленно напоминающее оригинал. Но иногда попадаются неплохие специалисты.

Правда, не живи я в Швейцарии, вряд ли бы когда услышал о сборнике «Поэзия великих вагантов всех времен и народов», составленном Мартином Лёпельманом. С какой стати эта и еще «Вот мчится тройка удалая по Волге-матушке зимой», то есть «Seht über Mutter Wolga jagen die kühne Trojka schneebestaubt», угодили в книгу, так и не разобрался. Зато выучил, как и пару десятков других, уже тамошних и давних времен. Скорее всего, они достаточно известны. Ну ему лучше знать, а мне пригодится на будущее. В здешнем прошлом. Возле власти немцев много, почему бы и не вставить им для прикола.

– Браво, – воскликнул барон с энтузиазмом, – у вас замечательно вышло. – Только не советовал бы при высоких особах исполнять «Кем ты, люд бедный, на свет порожден», могут неправильно отреагировать.

А ты типа просвещенный.

– Суровый реализм, – говорю с ханжеской мордой.

– Как?

Опять ляпнул неуместно. Неужели еще не изобрели?

– От слова «реальность».

Опять не дошло.

– Я считаю, искусство должно быть понятно всем, и неуместно излишне приукрашивать жизнь.

– А еще? – после непродолжительного молчания спрашивает с надеждой.

Гейне, Гете, Байрон, Киплинг? Пожалуй, не стоит, особенно на английском. К собственной гениальности надо приучать постепенно. Все хорошо в меру, а не то потребуют завтра торжественную оду на очередной юбилей – и стухну.

– Настроение как-то пропало, – признаюсь, глядя в окно.

Окрика не трогать занавески не последовало. Или охмурил своего стражника, или по фиг. А скорее – инструкция таких подробностей не содержит. Он не тюремщик, а обычный военный.

– У тебя куча планов, – скорбным тоном поведал. – Желание подвести некие итоги, сходить в баню – и тут тебя хвать и под стражу, без пояснения причин. Как-то не до витийств поэтических. Мы же не в Москву едем?

– В Измайловское. Всемилостивейшая государыня там пребывают.

О-па! Так меня не в застенок, а совсем наоборот везут? А чего сразу не обрадовали? Нет, все же не зря я изливался. Поручик явно намекнул на обстоятельства. Так-так. И что мне известно о нынешней царице и данном месте? Все же не захотел оставаться лохом и кое-что разузнал.