Целиком и полностью

– Несколько лет назад у меня был друг из полиции, и однажды мне представился случай расспросить его. Я рассказал кое-что из того, что знал – не называя Фрэнка по имени, конечно, – а он сказал, что лишь немногие полицейские готовы обсуждать эту тему. Люди все время пропадают, а когда тела не находят, то это списывают на подобные случаи. Иногда полицейские знают, кто это сделал, но никто еще не смог предоставить доказательств. «Едоки» бывают с виду самыми обычными людьми, законопослушными, благонадежными и все такое. Друг даже назвал кое-какие имена. Вот так я их и нашел. Встретился с некоторыми в баре, куда они заходили перед тем, как вернуться с работы к жене и детям. С женщинами или детьми я не встречался, хотя о них мне рассказывали. Женщины тоже такое делают.

Он поставил локти на колени, закрыл глаза и потер переносицу, как мама.

– Не удивлюсь, если среди них бывают и полицейские. У моего знакомого были подозрения.

Мне опять вспомнилась вышивка над входом в полицейский участок – я подумала, насколько ошибочным было то высказывание.

– Невозможно так жить все время, не пытаясь сбежать, – сказала я.

«Или не оказавшись за решеткой», – добавила я мысленно.

Все мечты о том, как мы будем жить с отцом под одной крышей и заниматься всем тем, чем занимаются обычные семьи, теперь казались мне глупыми и нелепыми.

Трэвис покачал головой и посмотрел на меня.

– Каждый раз вы с матерью по-быстрому собирались и переезжали на новое место?

Я кивнула.

– А ты никогда не задумывалась о том, что было бы, если бы вы остались?

Я покачала головой.

– Может быть, и ничего, – сказал он. – Но вы думали, что вам нужно сбежать, вот вы и сбегали.

Я встала и принялась расхаживать по комнате, не в силах находиться так близко от него после всего сказанного.

– Я кое-чего не понимаю, – сказала я. – Почему ты не боишься нас?

Он продолжал смотреть в пол, поэтому я продолжила:

– Единственное объяснение, какое приходит мне в голову, – это то, что ты один из нас… Но мне кажется, это не так? Верно?

Он покачал головой.

– Нет, – ответил он тихо, неожиданно хриплым голосом. – Нет, я не один из вас.

– Тогда почему? Почему ты так… озабочен нами?

Когда он начал плакать, во мне смешались два чувства – жалость и смущение.

– Я так одинок, Марен. И всегда был, всю жизнь. Я пытался – поверь мне, пытался – завести друзей. Но когда умерла мать, я понял, что в мире не осталось ни одного человека, который любил бы меня.

– Ты же сказал, что у тебя был друг-полицейский!

Трэвис угрюмо покачал головой:

– Да какой друг! Так, знакомый.

Когда он поднял голову и посмотрел мне в глаза, мне показалось, что передо мной сидит не мужчина, а безутешный мальчик.

– Ты меня понимаешь, я знаю, – сказал он. – У тебя родители живы до сих пор, но ты такая же одинокая, как и я.

– Ты не такой, как я, Трэвис. Ты хороший человек. Ты можешь выйти в мир и завести настоящих друзей. Я знаю, что можешь.

– Я много раз пытался. Больше не могу. Рано или поздно все отворачиваются, бросают. Просто не могу больше этого выносить.

Он вынул из пачки влажную салфетку и вытер глаза.

– Можно тебя спросить?

Я устало кивнула.

– Что тебя заставляет поедать людей? Что тебя к ним влечет? Я знаю, что у каждого это происходит по-разному…

Я покачала головой.

– Я не хочу это обсуждать.

Трэвис вздохнул и похлопал рукой по дивану рядом с собой.

– Сядь, пожалуйста. А то я беспокоюсь, что ты можешь выбежать из дома. От этого я еще больше нервничаю.

Я села на дальний конец дивана.

– Почему нервничаешь?

– Потому что хочу попросить тебя кое о чем.

Он протянул ко мне руку.

– Нет. – Я встала и шагнула назад. – Нет, нет и нет.

– Пожалуйста, не пойми меня неправильно. Я не пытаюсь, воспользоваться ситуацией, честно.

Он испустил долгий выдох.

– Меня уже даже не интересуют женщины в таком смысле.

– Я не могу, Трэвис. – Я осознала, что дрожу, что по моему телу одна за другой прокатываются волны дрожи. – Мне действительно очень жаль, но я не могу. Не могу.

– Я знаю, что это неправильно, и я ненавижу себя за то, что прошу, – прошептал он. – Но с тех пор, как я встретил твоего отца и узнал, кто он, я знал.

– Что «знал»?

– Пожалуйста, – повторил он. – Для меня это так много значит.

Я понемногу двигалась к двери.

– Думаю, мне лучше уйти.

– Куда ты пойдешь? – он посмотрел на меня как-то слишком спокойно.

Я забросила рюкзак за плечо.

– Не знаю. Придумаю.

– Прошу тебя, Марен. Мы больше не будем об этом говорить. Не скажу ни слова, обещаю.

Я покачала головой:

– Ты что, правда думаешь, что мы будем просто есть печенье, смотреть кино и разговаривать, как будто ничего этого не было? Мне действительно нужно идти.

Он уперся локтями в колени, подался вперед и растер лицо ладонями.

– Ну ладно, – вздохнул он. – Но мне будет гораздо легче, если ты разрешишь подвезти тебя.

Путь до хижины Салли был неблизкий, но Трэвис не жаловался. Я немного поклевала носом, а когда проснулась, то даже обрадовалась, что мне не пришлось притворяться. Как мы могли беседовать как ни в чем не бывало после того, о чем он попросил меня?