Целое лето

Парни, как я уже говорил, из школы в школу не кочевали. Женька выделял в классе ту троицу, о которой я упоминал, рассказывая о Глебе: Володю Карпова, Кирилла Прохорова и Дениса «Суслика» Радько. Это был крепко сбитый экипаж. Власть Карпова была абсолютной, но при этом он не был самодуром, и если ему возражали, не пылил. Он в этом был здорово похож на своего отца, старшего механика автобазы: тот тоже предпочитал сначала послушать коллектив, а уж потом сделать по-своему. Механика Карпова уважали. Я думаю, Карпов-сын подражал ему — может быть, даже и осознанно… Кирилл, на мой поверхностный взгляд, был человеком пустоватым и без этого самого стержня. С умом у него всё было более или менее в порядке, а вот характер не задался. Отец был средней руки барыга (недоучившийся юрист пошёл в челночники, потом вырос до оптового поставщика турецкой одежды и обуви), мать — занимала невысокий технический пост в администрации (советник по озеленению или что-то в этом роде; забыл); ребёнка они разбаловали, а воспитать забыли. Есть у меня толстое подозрение, что если бы не Карпов-сын, то Кирилл уже сидел бы по какой-нибудь бессмысленной хулиганке. А так… пока проносило. Суслик был сыном мента, и этим всё сказано. При том что старший Радько отнюдь не был образцовым представителем своей профессии, а младший рос наблюдательным.

Стоит помянуть ещё семиклассника Славу Сисина, двоюродного брата Стелы. Интересный мальчик. Очень интересный мальчик. Я начал было к нему присматриваться, но по-настоящему присмотреться не успел — всё заверте…

Ещё Женькины друзья: Петька Шехов и Петька Липферт, один боксёр, другой художник, и с ними Галя Грекова, девочка-хоббит, вечно таскала с собой пирожки, но никого не угощала.

Вот и почти весь десятый класс. Кого не упомянул, не обижайтесь.

Глеб потом со страхом и какой-то брезгливостью вспоминал это утро, а главное — самого себя, — за то, что ничего не чувствовал. Сознание работало, он всё понимал, он даже что-то планировал, но вот эмоций — эмоций не было никаких. Этакая заморозка всего. Вообще-то люди склонны к такому, просто одни больше, другие меньше. Родители его в своё время, рассорившись насмерть (Сева ушёл из дома в чём был и больше никогда не возвращался), испытывали примерно то же самое: Маша, закрыв дверь за изгнанным мужем, села дочитывать с закладки пятый том из собрания сочинений Выготского «Проблемы дефектологии», а Сева, спустившись по лестнице и запахнув мягкую домашнюю вельветовую курточку (подмораживало), прямиком направился к видеосалону «Вегас» и взял билет на «Двенадцать обезьян» — фильм, который давно следовало посмотреть и из профессиональных соображений, и просто так, из интереса… Так что Глебу было на кого равняться. Другое дело, что он этого не знал, а потому считал бесчувственным моральным уродом только и исключительно себя.

Он ещё несколько раз звонил отцу, но тот не брал трубку. И кто ты после этого? — подумал Глеб, но сам же себя и осадил: мало ли где он и что делает… Теперь, понимая, что всё не так просто, как казалось ещё вчера, Глеб просто из «непредумышления злого» (откуда выползло это выражение?) решил отца ни в чём не обвинять, а подождать разъяснений. Может, он просто не может говорить? Может, он сидит в засаде?..

Неторопливо Глеб продолжил разбор фотографий. Отложил несколько снимков — отец в военной форме с буквой «К» на погонах, он же на рыбалке с пойманной щукой, он же в компании ещё троих улыбающихся парней, все в полурасстёгнутых белых рубашках… И — отец улыбается, а на руках его тугой свёрток, и из свёртка видна только круглая надутая мордочка…

Это что — я?!!

Глеб перевернул фотографию.

«Боря. 12 апр 1978».

Боря, значит… Ещё и Боря. Ну да. Борис и Глеб…

Нет, ну надо же… и эти люди…

Он снова набрал отца. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны обслуживания…»

Нажал отбой.

Вдруг нахлынуло отчаяние.

— Альбина Ивановна!

— Ась?

— Вы Степана давно видели?

— Стёпку, что ли?

— Да-да. Соседа вашего.

— А вы ему хто?

— Служили вместе. Вот хотел зайти, а он не открывает.

— Обратно болеет, поди. Он же припадошный. То на людей кидается, то от людей ныкается.

— Я ему как раз лекарство привёз, он заказывал. А сейчас ни по телефону не отвечает, ни дверь не открывает. Может, уехал куда?

— Да нет, утром Алёнка ему продухты заносила, я видела.

— Что за Алёнка?

— Петуховых девочка, она ему в магазины ходит, когда так.

— Что — так?

— Ну, когда он ныкается. От людей. Только её и допускает.

— Понятно. А где она живёт?

— А вон, дом тот напротив, а какая квартира — не скажу, не помню. Петуховы, спросите там во дворе, покажут.

— А кто-нибудь ещё заходил к нему эти дни, не видели?

— Мужики какие-то заходили, разные. Ни того, ни другого не знаю. Здоровый один такой, а второй лысый. И училка школьная. Мужики долго сидели, а училка быстро убежала. Вот он и запсиховал, поди.

— Не помните, что за училка?

— Не помню, сынок. Зовут как-то на меня похоже, а точно не скажу.

— Ага. А девочка, значит, Петухова?

— Петухова, точно. Вон в том доме. Только она в школе, поди.