— То-то же, — сурово проговорила я, строго глядя на книженцию.
Слабину давать было нельзя, любой темный артефакт слабину чувствует и сразу начинает борзеть. Так что я шмякнула гримуар на удачно отвалившийся кусок фундамента, плюхнулась рядом на пол и хотела предложить присоединиться светлому к нашим посиделкам, но тот молча за шиворот вздернул меня на ноги, и пока я набирала в грудь воздух для возмущенной тирады, стащил с себя куртку и кинул на пол.
— Земля холодная, застудишься.
Я такого, признаться честно, не ожидала, а потому весь набранный для ругани воздух как-то сам выдулся со свистом. А потом светлый выпустил мой ворот, и я плюхнулась обратно, только уже на его теплую и мягкую куртку.
— Садись рядом, — буркнула я, отодвигаясь, чтоб парню хватило места.
Но принц не стал прижиматься ко мне, а просто сел рядом на землю. Ну и ладно. Не больно-то и хотелось.
— Так. Я читаю, а ты не сопротивляешься. Это понятно? — строгим тоном сказала я.
Гримуар вяло дернулся и, наконец, распахнулся. Его желтые пергаментные листы начали перелистываться сами собой все быстрее и быстрее, пока, наконец, не открылись где-то на второй половине объема.
Кракозябры, убористым почерком заполнившие весь разворот, впитались в пергамент, а через пару мгновений проступили обратно уже привычными нам буквами.
Это были не ожидаемые мною рецепты зелий, и не заметки мага-проклятийника. Это был личный дневник.
«…Этот ублюдок забрал ее! Забрал мою малышку!..
…Он сказал, что его дочь вырастет светлым магом. Идиот, она унаследовала тьму!..
…Я ходила к нему…
…ходила к нему…
…ходила…
Сегодня я пойду и заберу свою дочь. Заберу или умру, пытаясь это сделать. Но если я умру, весь свет познает горе тьмы, потерявшей ребенка.
Я заберу их солнце и выпущу все самые страшные кошмары этого мира.
Я отомщу за каждую каплю пролитой темной крови.
За каждую мать, за каждого сироту.
За каждого погибшего и нерожденного.
За них. И за себя».
На этой фразе записи обрываются. Мы еще некоторое время перелистывали страницы, рассматривая записи, ища… ну хоть какой-то намек на то, что это за проклятье и как его снять.
А потом рядом шевельнулся Аксель, и я с ужасом подумала о том, что же сейчас начнется. Ведь многие года темные отрицали всякую причастность к Туманным чащам, и вот теперь прямое, неоспоримое доказательство обратного!
— Сразу скажу, травля — ничего не решит, — заявила я, зло зыркнув на светлого.
А светлый сидел задумчивый и мрачный и смотрел на гримуар с таким… сочувствием?
— Знаешь, я ее понимаю, — спокойно произнес Аксель.
Если бы у меня могла выпасть челюсть — она бы выпала. Но так я лишь некрасиво удивленно распахнула рот. А гримуар даже немного оживился и пошелестел страничками. Из солидарности с моей не выпавшей челюстью, не иначе.
— Ты же понимаешь, что как только об этом станет известно широкой публике, гонения на таких, как я, начнутся с новой силой и еще большей жестокостью?
Светлый жестко усмехнулся.
— Я — наследный принц, Гвендолин. И я точно знаю, что некоторые вещи не стоит предавать огласке. Кто знает о том, что Туманные чащи — посмертное проклятье темной? Ты, я и эта книжонка, которая точно никому ничего не скажет.
Аксель внимательно посмотрел на меня и добавил:
— Как и мы.
55
Я несколько секунд смотрела на светлого, пытаясь найти намек на шутку, но он был абсолютно серьезен. Слишком серьезен.
— Ты же понимаешь, что, обнародовав эту информацию, твоя популярность станет заоблачной? — медленно проговорила я. — «Акселион Хантатон, правитель, раскрывший преступление темных против человечества»?
— Ты права, — легко согласился он. — И что мне это даст? Это никак не защитит мое королевство. А может, даже и разожжет гражданскую войну светлых против темных, в которой темных загонят в Туманные чащи, которые, в свою очередь, будут потихоньку отжирать мои территории.
От такого вопроса я, прямо скажем, растерялась.
— Ты права, — продолжил Аксель. — Ничего мне это не даст.
— И мы просто так смолчим про все это? — уточнила я, окинув взглядом помещение.
— Нет, не просто так.
А светлый так на меня посмотрел, ТАК ПОСМОТРЕЛ, что я поняла, сейчас мне сделают предложение, от которого никак не отказаться.
— Мы не смолчим о проклятии, — повторил Аксель. — Мы его снимем. Ты же сможешь это сделать?
Я покосилась на стены, по которым все еще бегали магические огоньки, то тут, то там подсвечивая символы. На светлого, смотрящего на меня с такой уверенностью в моих силах, какой у меня самой никогда не было. На гримуар, хранивший жуткую историю и сейчас печально шевеливший листиками.
— Я не знаю, — честно ответила я. — Но я попробую. Это не быстро. И никаких гарантий.
— До пятницы я совершенно свободен, — сверкнул белозубой улыбкой парень, а я лишь вздохнула, снова покосившись на символы.