Уолтер. Вполне. Это делается сплошь и рядом. На первый взгляд, неправдоподобно, но вполне законно. Он оценивает каждую вещь по самой высокой розничной таксе, и в сумме это дает примерно столько, сколько я сказал. Затем я жертвую всю эту мебель Армии спасения. Надо, чтобы пожертвовал именно я, потому что мой налог много выше вашего, и если такой благотворительный жест сделаю я, это покажется вполне естественным. С меня берут налог около пятидесяти процентов. Значит, включив в свой годовой баланс необлагаемое пожертвование на сумму в двадцать пять тысяч, я сэкономлю при уплате годового налога около двенадцати тысяч, которые мы поделим по вашему усмотрению. Если пополам, то я выплачу вам шесть тысяч долларов. Реально глядя на вещи, это — единственный разумный путь.
Эстер. А тебе это ничего не будет стоить?
Уолтер. Наоборот. Для меня это тоже лишние шесть тысяч.
Виктор. А он?
Уолтер. Все зависит от тебя. Дадим ему полсотни за составление описи, только и всего.
Виктор. И он готов на это пойти?
Уолтер. Конечно, он предпочел бы все это купить, но мало ли что!
Эстер. Не пойму, кто здесь решает — он или мы?
Виктор. Но ты можешь понять, что мне неловко перед ним. Мы ведь уже вроде бы договорились…
Уолтер. На твоем месте я не стал бы так горевать: он получит свои пятьдесят — шестьдесят монет.
Эстер. Попробуй заработать это за день!
Виктор. И все же я хотел бы подумать.
Эстер. Думай, но не слишком долго.
Виктор. Несколько минут — мне больше не нужно.
Уолтер. Если тебя волнуют законы, то имей в виду, в этом нет ничего противозаконного.
Виктор. Хорошо, а как я внесу полученные от тебя деньги в свою налоговую декларацию?
Уолтер. Внеси их как подарок. Я не говорю, что это подарок, но так удобнее записать. И никто тебе не может запретить.
Виктор. Понимаю. Мне было просто любопытно, как же я…
Уолтер. Напишешь просто: подарок! И никаких проблем.
Виктор. Когда мне? Для этого надо вступать в клуб и тому подобное. А я даже в субботу и воскресенье то и дело на службе. Просто увидел ее здесь.
Уолтер
Эстер
Уолтер. Еще бы! Она не пропускала ни одного его боя!
Эстер
Уолтер. Мама и заставила его этим заниматься. Она считала, что это благородный спорт!
Виктор. А что, разве нет?
Уолтер. И он это здорово умел! У меня до сих пор синяки от его уколов!
Виктор
Эстер
Уолтер. Она привезла их из Парижа. Со сногсшибательной вышивкой. Он был похож в них на одного из трех мушкетеров.
Виктор. Вот они.
Эстер. Ой, какая прелесть!
Виктор. А я совсем забыл про них.
Уолтер. Рождество, тысяча девятьсот двадцать девятый.
Виктор
Уолтер. Я? А ты? Разве ты не помнишь?
Эстер. Он не очень хорошо помнит вашу маму.
Виктор. Ее-то я помню.
Уолтер
Эстер
Уолтер. Кого? Виктора? Если, не дай бог, начинался дождь, она летела за ним в школу с галошами. Ее Виктор! Он еще спичку о коробок не умел чиркнуть, а был уже Луи Пастер!
Виктор. Как нелепо… Смотрю на эту арфу и почти слышу, как она играет. А ее лица никак не могу себе представить.