Цена

Соломон(поглаживая раму арфы). Сейчас я все подсчитаю. Лишней минуты я у вас не отниму, я сам очень занят. (Трогает струну, прислушивается к звуку, нагибается и проводит рукой по резонатору.) А ваш отец, он скончался?

Виктор. Уже давно — шестнадцать лет назад.

Соломон. И все это стоит здесь шестнадцать лет?

Виктор. Мы не собирались ничего трогать, но дом назначили на снос, и вот… По тем временам это были очень хорошие вещи: отец располагал деньгами, и немалыми.

Соломон. Очень хорошие, да… я вижу. (Отходит от арфы, в последний раз бросив на нее оценивающий взгляд.) Я тоже был очень хорош, теперь я уже не так хорош. Время — скверная штука. Резонатор с трещиной. Но вы не беспокойтесь, это еще вполне приличная вещь.

Виктор. Назовите приемлемую цену, и мы сразу покончим с этим.

Соломон. Вы правы. Видите ли, я вам не солгу. Например, вот этот шифоньер. Он у меня не простоит и недели.

Виктор. Там в спальне еще кое-что есть, может, посмотрите?

Соломон(заглядывая в спальню). Резная кровать — это хорошая вещь. Это я могу продать. Это кровать ваших родителей?

Виктор. Да. По-моему, они купили ее в Европе. В свое время они много ездили.

Соломон. Красивая вещь. Хорошая вещь. Мне она нравится. (Он направляется к большому креслу в центре комнаты, взгляд его блуждает по скоплению мебели. Он останавливается и поднимает рапиру.) А это что? Когда я входил, мне показалось, что вы хотели проткнуть вашу жену.

Виктор(смеясь). Когда-то, очень давно увлекался фехтованием. И сегодня вдруг нашел ее.

Соломон. Вы учились в колледже?

Виктор. Да, несколько лет.

Соломон. Это очень интересно.

Виктор. Не думаю.

Соломон. Нет, вы послушайте. Что случилось у людей — это для меня всегда очень важно. Потому что — когда они меня вызывают? Или когда они разводятся, или когда у них кто-нибудь умер. Так что каждый раз это новая история. Та же самая, но совсем другая. (Садится в кресло.)

Виктор. Подбираете обломки крушений?

Соломон. Вы очень правы, да. Я подбираю обломки крушений. И, как я думаю, немножко похож этим на вас. Ведь, если не ошибаюсь, вам тоже порассказали за вашу жизнь немало всяких историй.

Виктор. Мне их рассказывают не так уж часто.

Соломон. Почему? Вы что, служите в транспортной полиции и никогда не вылезаете из машины?

Виктор. Нет, но мой участок в Рокауэй, в сущности, за городом. И там не так уж людно.

Соломон. Прямо как в Сибири!

Виктор(смеется). Не совсем. Но мне там нравится.

Соломон. Одним словом, не любите совать нос в чужие дела!..

Виктор. Вот именно. (Указывая на мебель.) Ну, сколько за все?

Соломон. Я смотрю, вы такой деловой человек…

Виктор. Угадали.

Соломон. И прекрасно. Так скажите мне, у вас при себе есть какая-нибудь бумага? На право владения?

Виктор. Нет! Я владелец, вот и все.

Соломон. Иначе говоря, вы не имеете ни братьев, ни сестер.

Виктор. Брат у меня есть.

Соломон. Ага. И вы с ним в самых хороших отношениях? Нет, я ни во что не вмешиваюсь, но не мне вам рассказывать, как у них бывает в этих семьях: вес они любят друг друга, как сумасшедшие, но в ту минуту, когда умирают родители, вдруг возникает вопрос: кто хочет иметь что! И вокруг этого начинается тарарам.

Виктор. Здесь не будет ничего подобного.

Соломой. Если бы речь шла о том, чтобы купить несколько вещей… Но купить такую обстановку без того, чтобы иметь бумагу…

Виктор. Хорошо, я принесу вам такую бумагу. Не беспокойтесь.

Соломон. Вы уверены в этом? Самые большие люди, вы мне не поверите, на что они способны: юристы, профессора колледжей, даже телевизионные дикторы — пятьсот долларов они готовы заплатить адвокату, чтоб отсудить какой-нибудь шкаф, который стоит пятьдесят центов, и только потому, что, видите ли, все хотят настоять на своем, все хотят быть — помер один.

Виктор. Я сказал, что принесу вам бумагу. Может быть, начнете?

Соломон. Хорошо, я начну. Например, обеденный стол. Это у нас называется: в стиле испанского короля Якова. Он стоил тысячу двести— тысячу триста долларов в тысяча девятьсот двадцать первом году. Вы полицейский, я торгую мебелью, мы с вами знаем жизнь: в нашей жизни легче продать свой туберкулез, чем такого «испанского Якова».

Виктор. Почему? Стол в прекрасном состоянии!

Соломон. Вы говорите фактически, а об антикварной мебели нельзя говорить фактически. Такой стиль у них теперь не в моде. И мало того, что он у них не в моде, они его терпеть не могут. И такая же история с тем шкафом, и с тем, и с тем. (Показывает пальцем.)