Читаем Цена полностью

- Да нет, слова он выбрал нормальные. Скорее, уж это вы, господа-ангелочки, фокусничая, жонглируете слогами и слога нами, желая спасти девственность своей совести; что для меня сомнительно, ведь каждый из вас прожил достаточное число лет, так что вы должны были не раз утратить девственную плеву. Слишком высокие цены, слишком дорогие монеты… Смешно!

- Это так, будто бы вы провозглашали, будто бы этика стоила насмешки, будто бы мораль – смешна, пан профессор, - с укоризной заявил ксендз Гаврилко.

- Да нет, попик, я говорю про… арендную плату за ежедневную жизнь в волчьей стае. Про покупку для себя лично калиток, через которые можно сбежать, путей эвакуации… Все является монетой, каждая наша мысль, каждый наш поступок, и все можно измерить в валюте – сферу разума и сферу поступков. Первое – всякая наша мысль и всякое действие имеют цену, которую необходимо без всяческих условий заплатить жизни. А два – все, что мы обдумываем и делаем, имеет столь же реальные, как у монеты, аверс и реверс. Возьмем первый попавшийся пример, более или менее адекватный нашей нынешней ситуации. "Вера горы сдвигает", следовательно: "Нужно желать, чтобы мочь", следовательно: "Для того, кто желает, нет ничего трудного". Так говорит пословица, и правильно говорит. Но существует еще и "закон обратных последствий" – чем сильнее мы пытаемся что-то совершить, тем меньше шансов, что нам это удастся. И это ведь тоже правда.

- Пан профессор, вы упрощаете…

- Пан адвокат, это вы упрощаете что только можно, управляя рулеткой за этим столиком. Вы упрощаете этику, логику, демократические процедуры и принципы гигиены здравого смысла. Разве вас этому учили, когда вы изучали право?

Кржижановский отшатнулся, делая при этом мину человека, которого публично оскорбляют без какой-либо на это причины:

- Боже милостивый, дорогой мой!

- Я только хочу услышать, этому ли всему вас выучили, когда вы изучали право?

- Жизнь научила меня, что иногда следует делать выбор между злом большим и злом меньшим! – ответил на это Кржижановский. – Могу предположить, что доктор Хануш, будучи врачом, каждый день сталкивается в больнице с подобной проблемой.

- А что, по-вашему, является меньшим злом?

- Спросите у доктора, пожалуйста. Доктор Хануш представит вам конкретные примеры. Вот уже полтора года в больнице не хватает лекарств, уколов, бинтов, плазмы, нитей, капельниц – всего, потому что немцы все реквизируют для восточного фронта, где у них десятки тысяч раненных. Спросите у пана доктора, как часто ему и его начальнику приходилось оперировать или спасать уколами чью-то жизнь в ситуации, когда в этот день нужно было спасать пять пациентов, ожидающих смерти, а лекарств хватало только для двоих! Тогда им приходилось выбирать двух из пяти! Или одного из трех! Спросите его, спросите, как часто случалось такое. И он вам ответит, что, по крайней мере, раз в неделю!

Все обратили взгляды на все еще стоящего у двери доктора. Хануш опустил голову и молчал. Кржижановский подождал несколько секунд, чтобы вернуться к теме с тем же запалом:

- А потом спросите его, какими были критерии выбора!... Хотя, возможно, и не надо. Ибо, что он вам ответит? – что выбирали помоложе, побогаче, покрасивее, поумнее, или vice versa? Каждый их выбор был выбором жестоким, а что они считали меньшим злом, это их тайна, возможно – весьма стыдная. Так или иначе, у меня нет никаких сомнений, что они применяли принцип меньшего зла, и наверняка, руководствуясь только лишь субъективной интуицией. Ибо, видимо, нет регламента в таких ситуациях, нет кодекса, не существует тут директив – так что выбор полностью субъективный…

- Но случается и объективный, регламентный выбор, пан адвокат, - вмешался Клос. – Вы слыхали про "деление на три"?

- Что-то не припомню…

- Это система деления раненных во время войны на три группы – на тех, которые умрут, несмотря на все усилия врачей, на тех, что выживут и так, без всяких стараний по спасению, и, наконец, на тех, которые умрут, если не получат медицинской помощи! В связи с ограниченностью средств – все медикаменты предназначаются для этой третьей группы. Англичане так делают.

- Сомневаюсь, поступают ли так поляки… - скривился адвокат. – Спросите у господ Мертеля и Кортоня, поступают ли так их лесные коллеги. Впрочем, сравнение здесь бессмысленно – нельзя сравнивать условия на фронте и в больнице, ситуацию с раненными или с просто больными. Голову даю, что Стасинка и Хануш не практиковали этого вашего "деления на три", редактор. Тем временем, им все время приходилось выбирать, причем, не руководствуясь установленной сверху системой, но… Ну, именно, чем же? Чем они руко-водствовались, выбирая тех, кому дадут лекарство, и тех, кому не дадут, обрекая тех на смерть?

- Вы уже говорили, что интуицией, но я бы предпочел услышать это от доктора Хануша, - заявил Бартницкий.

Снова все поглядели на врача, но тот все так же молчал, не поднимая ни головы, ни взгляда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза