Цена бумажной морали (СИ)

Оказавшись на заднем дворе, девушка рассматривала прогуливающихся. Эми не особо от них выделялась. На ней были те же светло-серые больничные штаны, вязаный кардиган, а под ним безразмерная рубашка. Ее волосы были собраны, как и у всех остальных, а на ногах были ботинки.

Близняшка уселась на скамейку, нежась в солнечных лучах. Она прищуривала глаза, рассматривая больницу. Фасад ее был строгим, без излишеств декора, а на некоторых окнах стояли решетки.

В одном из таких окон, она заметила девушку. Та была лохматой, ее одежда была перепачкана и пациентка, распахнув окно, хваталась за решетку, что-то невнятно крича.

Сазерленд это зрелище ужаснуло. Особенно когда медсестры стали заламывать ей руки и оттаскивать от окна. Та что-то вопила и визжала, пока чернота палаты не поглотила ее.

— У нее и правда психическое нарушение, — прозвучал голос рядом.

Рыжеволосая резко повернулась.

На скамейке рядом с ней сидела молодая девушка. Она выглядела очень уставшей, мешки под ее глазами говорили за себя, а неопрятные волосы были собраны в неаккуратную гульку. Она откинулась на спинку скамейки, выперев вперед большой живот, что по срокам тянул на месяц так шестой.

Близняшка осмотрела гостью, хмуря брови; затем стала всматриваться в каждую прогуливающуюся пациентку и наконец заметила, что все они в положении.

— Что с ней? — только и смогла произнести Эми, хоть в голове было куда больше вопросов.

— Съехала крышей когда жених обрюхатил и бросил, — кинула незнакомка в ответ. — Родители сюда запихнули, чтоб себе и ребенку не навредила.

— Что это за место? — перебила ее Сазерленд.

— Дорогой частный приют для женщин, что могут навредить плодам внутри себя, — ответила она.

— Бред, — нервно усмехнулась близняшка. — Никогда о подобном не слышала.

— Еще бы, — горько усмехнулась девушка. — Он нигде не зарегистрирован, не отмечен ни на одной карте, и работают здесь исключительно садисты.

— Ты давно здесь? — интересовалась Сазерленд. — Как твое имя?

— Шесть месяцев, одиннадцать дней и пять часов, — вздохнула пациентка. — Меня зовут Миа.

— Я Эмили, — ответила она. — Как ты сюда попала?

По поведению Мии стало понятно, что ей эта тема неприятна. Но на удивление Эмили, та все же решилась.

— Я была прислугой в доме одного предпринимателя, — глядя под ноги, ответила девушка.

Она часто вздыхала, то смотрела в горизонт, то снова вниз. Перебирала нитки на рукавах и постоянно облизывала сухие губы.

— Думала это любовь и она взаимна, — ее губы дрогнули в улыбке разочарования.

Эмили понимала, что там произошло. Она не стала расспрашивать о подробностях.

Сазерленд положила свою ладонь на ее беспокойные руки. Прежде, Эмили не позволяла себе подобных жестов с малознакомыми людьми. Но сейчас она искренне хотела поддержать Мию.

Та рук не убрала, но и не посмотрела на сие действие.

— Когда я решила избавиться от нагулыша, — продолжала девушка. — Он поместил меня сюда. Его жена обо всем узнала. Теперь они ждут появление ребенка, чтобы признать его своим.

— А ты? — решилась спросить Эмили.

— Выбросят как отработанный материал, — подавляя слезы, ответила Миа. — А если не буду держать рот на замке, убьют.

Близняшке стало страшно. Она прежде не сталкивалась с подобным. А сейчас будто прозрела.

Эмили подвергалась жестокому отношению со стороны отца, но всегда знала, что рано или поздно все это закончится и она обретет свободу. А имея на счету немалую сумму денег, обеспечит себе достойную жизнь.

Ей и в голову не приходило, что в жизни бывают и такие ситуации, в которой оказалась Миа.

Сазерленд взвешивала, что из этого страшнее и кто из них несчастнее.

— Ну, а ты? — наконец спросила девушка.

— Все очень сложно, — покачала головой рыжеволосая.

— А мы никуда и не спешим, — саркастично пошутила Миа, указывая на смену охранников.

Джон сидел в кресле своего кабинета, откинувшись на спинку. Мужчина грыз ноготь на большом пальце правой руки, всматриваясь в темноту. Он вспоминал любимую, те счастливые дни, проведенные с ней. Его сердце терзали воспоминания и горесть отчаяния. Такие приятные моменты приносили боль от разлуки и гнев от собственного бессилия.

Шелби вспоминал ее нежный образ, запах ее волос, бархатистость кожи и ласковый взгляд. Ее пальцы, касающиеся его лица, лебяжью шею, тонкие запястья и мелодичный голос.

Козырек дрожал от одной только мысли, что она и их ребенок не в безопасности.

Что если ее обижают и ей больно? Может им холодно? Или ее не кормят, любимая и их ребенок голодают?

Самым страшным опасением была их гибель. Но Джон сразу отметал эту мысль. Он и без того не ел и не спал, проводя все время в поисках. Думать о таком ему совершенно не хотелось. Еще раз он такое не переживет.

Шелби тяжело вздохнул, уронив руку на стол. Его взгляд так и остался бы во тьме, если бы краем глаза он не заметил что-то светлое на улице.

Цыган сосредоточил взгляд на объекте и различил к нем детскую фигуру.

Скайлар в одной сорочке шла по двору, шарахаясь от каждого шороха.

Сорвавшись с места, Джон спешил на первый этаж и на улицу. Он не нуждался в освещении, так как отлично знал собственный дом.