Эмоциональные детали форсируют процесс. Мерлин, какая сухая формулировка. И это о том, что буквально разрывает её сознание и выкорчёвывает душу новыми чувствами, мыслями, идеями.
Новыми взаимоотношениями.
Гермиона снова смотрит на Малфоя. Но прежде, чем она успевает задать следующий вопрос, он вдруг спрашивает:
— А что насчёт встречи тридцатого?
Выражение его лица внимательное, но холодное, будто бы Малфой подавляет эмоции. Гермиона в смятении, и ей кажется, что в её взгляде отображается всё.
— Я помню, как мы поссорились и как ты дал мне списки Пожирателей, но воспоминание пока расплывчатое, — Гермиона говорит нарочито равнодушно и слегка передёргивает плечами, а затем все-таки отводит взгляд, зная, что глаза раскроют её.
— Поссорились, — Малфой медленно крутит во рту это слово, и таинственная усмешка скользит по его губам. — Да, можно сказать, что тогда мы не сумели найти общий язык.
Гермиона сильно закашливается, схватившись рукой за грудь, пока Малфой наблюдает за ней из-под полуопущенных ресниц. Она на мгновение крепко зажмуривается, стараясь собраться с силами.
— Подавилась, — зачем-то бормочет она и прочищает горло, так и не глядя на Малфоя напрямую. Краем глаза она замечает, как он прикусывает губу и вновь щурится.
Гермиона понимает: Малфой догадался, что она вспомнила, и теперь происходящее забавляет его. Но почему-то он не торопится раскрыть её. Тяжело вздохнув, Гермиона опускает обе ладони на стол, упираясь пальцами в столешницу, прямо как не раз делал Малфой, и бесстрастно произносит:
— Малфой, я думаю, что должна поднять твоё дело и дать собственные показания перед судьями Визенгамота.
Ухмылка сползает с его лица, щёки немного бледнеют, и на лбу чёткой линией проявляется глубокая морщина. Он смыкает ладони, щёлкая костяшками, и выглядит так, словно она предложила что-то неприятное. Гермиона непонимающе хмурится.
В конце концов Малфой обводит взглядом камеру и, не смотря на Гермиону, просто отвечает:
— Ты не можешь пойти к ним, пока не вспомнишь всё, Грейнджер.
Гермиона, удивлённая категоричным ответом, открывает рот, чтобы поспорить:
— Но…
— Кингсли не смог вытащить меня отсюда, хотя заявил всем, что я помогал Ордену. Как ты думаешь, чем твоё заявление будет сильнее?
— Но у меня есть доказательства.
Малфой вздыхает:
— Пока у тебя нет настоящих доказательств. У тебя есть воспоминания о том, как мы с тобой ругались и чуть было не подрались несколько раз.
— Не только они… — вдруг бормочет Гермиона.
Малфой мгновенно вскидывает на неё взгляд.
— О чём ты?
Гермиона осекается. Она всё-таки не готова об этом говорить.
— Ты прав, пока я не вспомню до конца, это неважно.
Он смотрит на неё долгим взглядом, и Гермиона чувствует себя неуютно, как будто он может заглянуть в её мысли и увидеть все те отрывки, которые беспорядочно крутятся там и смущают её саму. Она думает об их поцелуе, который теперь занимает отдельное место в её памяти. Это глупо — скрывать от Малфоя, что она вспомнила об этом эпизоде, ведь он-то сам и не забывал никогда.
Изначально Гермиона думала с порога спросить у Малфоя, почему он поцеловал её, но вряд ли подобный вопрос смутил или вывел бы его из равновесия, а вот она сама пока не могла уложить эту сцену в голове. Гермиона не хочет делать их деликатную ситуацию ещё более неловкой, тем более когда она и не уверена, что это воспоминание вообще имеет смысл.
Возможно, это было просто их общее секундное помутнение, глупая ошибка, которую впредь они игнорировали.
Её обжигают мысли о сне, который она видела накануне, и о том самом приглушённом шёпоте, и о тепле чьего-то тела так близко к её собственному. Гермиона понимает, что заметно краснеет, и гонит воспоминание прочь.
Гермиона прикрывает глаза, пытаясь собраться с мыслями и силами, чтобы продолжить разговор. Она должна быть уверена, когда делает выводы, она не должна поддаваться эмоциям, ей необходимо оставаться в здравом рассудке, даже если собственная память вытворяет такие фокусы.
— Я могу ответить на несколько твоих вопросов, — вдруг произносит Малфой, и Гермиона смотрит на него, чувствуя благодарность за то, что он почему-то не стал цепляться к её словам и поменял тему.
Она поспешно кивает.
У неё как обычно полно вопросов.
***
Выйдя из Азкабана, Гермиона дольше обычного стоит у его стен и смотрит на раскинувшееся перед ней Северное море.
Синева распространяется на много километров вокруг, и лишь редкие чайки проносятся в вышине, не рискуя приближаться к зданию тюрьмы. Вода достаточно спокойна, и небольшие волны будто лениво облизывают берег. Зрелище умиротворяет, но всё же не может прекратить шторм, бушующий в душе Гермионы.
Малфой подробнее рассказал ей о спасении пленных. Когда он упомянул Беллатрису, его глаза опасно сверкнули, и Гермиону передёрнуло. Она слушала, не перебивая. Все его рассказы сходились с тем, что она вспомнила. Малфой однако не упоминал, почему принимал то или иное решение, а Гермиона не спрашивала. Для её напряжённого мозга и так слишком много информации, и хотя всё новые вопросы мучают её, Гермиона с тяжёлым сердцем откладывает их в долгий ящик.