Цена памяти (СИ)

— Я предлагаю посмотреть на ситуацию с другой стороны, — жёстко обрубает он, но выражение его лица вдруг смягчается. Взгляд светлеет. Малфой подыскивает слова и говорит: — Ты всё равно не можешь спасти их всех. Но можешь сохранить память о них, — он прикрывает глаза, на лбу прорезается морщина. Кажется, что он много думал об этом, но произнести всё это вслух непросто. — Тедди Люпин будет знать, какими были его родители, что они были смелыми, решительными, благородными и заботливыми. Что они любили его.

Гермиона чувствует, как язык прилипает к нёбу, она не в силах ответить, лишь заворожённо смотрит на Малфоя, который удивляет подобными словами. Он глядит на неё в ответ, а затем неожиданно поднимается с места и взмахивает палочкой, собирая бумаги ровной стопкой, которую размещает на столе.

— И что они сражались в этой чёртовой войне, чтобы обеспечить ему счастливое будущее. Этого уже немало, ты так не думаешь? — Гермиона неуверенно кивает, но Малфой уже не смотрит на неё и, кажется, не ждёт ответа. Он прикусывает щёку и вдруг добавляет: — А смерть… Смерть — это не так плохо, как тебе кажется, Грейнджер. Бывают вещи и похуже.

Он отстранённо смотрит в сторону, задерживая остекленевший взгляд на какой-то точке в противоположном углу комнаты. Пальцы крепко сжимают палочку.

— Драко, что произошло двадцать четвёртого июня? — осмелившись, тихо спрашивает она.

Вздрогнув, он снова разворачивается к ней и, поджав губы, задумчиво глядит на Гермиону несколько мгновений.

— Пожары были прикрытием настоящих преступлений, — просто произносит он.

Гермиона кивает, смотря на него снизу вверх.

Она так и думала. Это было очевидно.

— Я был в Норидже, — он медленно выговаривает название города, и Гермиона вспоминает список с именами членов отряда, который Малфой передал ей тогда. — И могу только догадываться, что было в других местах, но…

Это было ужасно.

Всё, что он говорит, все детали, которые описывает, сводятся только к одному — это был кошмар наяву, устроенный по приказу одного сумасшедшего.

Гермиона слушает его с возрастающими страхом и отвращением.

Малфой рассказывает, сколько видел смертей в тот день. Сколько истерзанных тел. Сколько сломанных судеб и разбитых сердец.

На середине его сбивчивого монолога она поднимается на ноги, не выдержав ощущения, как от напряжения разжимается тугая пружина внутри. Гермиона взбудоражена, и потеющие ладони мелко трясутся, пока она слушает и представляет каждый образ, который описывает Малфой.

Пожиратели пытали людей до потери разума и до смерти — непонятно, что хуже.

Они применяли такие проклятия, о которых Малфой раньше никогда не слышал и, о, Мерлин, надеялся, что больше не услышит.

Они убивали детей на глазах родителей, а после меняли им память, оставляя над израненными телами, чтобы те никогда не помнили, что с ними случилось.

Малфой говорит и говорит, выливая всё накопившееся и не заботясь о том, как это звучит, но не упоминает о своей роли, не уточняет, какие заклинания произносил сам, за чьи смерти несёт бремя ответственности и вины. И лишь его полубезумный взгляд и воспоминания о прошлом срыве останавливают Гермиону от вопросов.

Она просто слушает.

Впитывает каждое его слово, зная, что больше никогда не сможет позабыть.

Драко заканчивает неожиданно: просто обрывает себя на полуслове и с минуту смотрит в стену, хмурясь, будто не понимает, о чём говорил всё это время. И кому. И зачем.

Его лоб прорезает привычная глубокая морщина, и Гермиона заворожённо смотрит на неё, не в силах вынырнуть из его рассказов и отбросить услышанное. И только когда Малфой резким движением мотает головой и наконец встречается с ней взглядом, Гермиона вздрагивает и крепко сжимает губы, собирая остатки выдержки.

Он глядит на неё и, Гермиона уверена, легко читает всё по лицу. Его ноздри слегка расширяются, и напрягается челюсть.

— Я не должен был тебе рассказывать.

Гермиона сглатывает.

Он, наверное, прав.

— Нет! Я… — голос звучит хрипло, и она прочищает горло. — Это правильно, что ты рассказал. Я должна была знать. Я хотела знать. — Она сжимает руки в кулаки и несколько раз моргает, чувствуя, как слёзы вновь подступают к глазам.

Он приподнимает брови и склоняет голову к плечу, наблюдая за ней, и во взгляде проносится сразу столько всего, что она не успевает ни за что зацепиться.

Напряжение в животе и в груди становится почти невыносимым, а попытки выровнять дыхание кажутся нелепыми.

Гермиона снова моргает.

А затем Малфой шагает к ней, берёт за запястье и, притянув к себе, неуклюже обнимает.

Гермиона замирает, подавив всхлип.

Он… тёплый.

И уже знакомый.

Гермиона глубоко втягивает воздух, пропитанный запахом Малфоя, и её накрывает странное чувство спокойствия, которое, наверное, она не должна ощущать рядом с ним. Чувство, будто он может защитить её от угроз войны, когда Гермиона всего лишь в коконе его рук, прижимается лбом к его груди, стискивает пальцами его мантию.

Её рациональная часть понимает, что это ничего не значит.

И ничего ей не даст.